– Пока она над этим вопросом думать станет, я уже два квартала пробегу или на такси уеду. Проблему есть смысл решать, когда она возникнет, а создавать в мыслях искусственные трудности и преодолевать их – занятие изначально глупое. Поэтому, Герман, я бы на твоем месте захватил фотоаппарат и поспешил на улицу, благо, адреса у тебя есть, – сказав это, Серебров принес из холодильника бутылку минеральной воды и налил стакан для Богатырева.
Сам же пил из горлышка.
Герман смотрел на своего работодателя с завистью, не понимая, как удается Сереброву жить легко и свободно, не прилагая к этому особых усилий. Красивый, умный, при деньгах, женщины его любят.
– Повезло тебе в жизни, – вздохнул Герман.
– Меня не ищи, я сам появлюсь, – и Серебров посмотрел в окно. Взгляд его был таким, словно Герман уже давно покинул квартиру.
Богатырев по собственному опыту знал, что спрашивать сейчас Сереброва о чем-либо бесполезно, он все слышит, но отвечать не станет. Пришлось побренчать ключами.
Серебров чуть повернул голову.
– Контрольный вопрос, – сказал Герман, – что самое сложное в искусстве?
– Знаю.
– Получить аванс, – напомнил Герман и протянул руку.
Серебров тщательно сложил фигу и ткнул ею в подставленную ладонь.
– Получил?
– Я рассчитывал на большее.
– Вот тебе десять долларов, на пленку для фотоаппарата хватит.
– А на бензин?
– Может, мне еще раскошелиться на костюмчики для твоих детей и на ранцы с тетрадями?
– Мои дети уже взрослые, в институте и в университете учатся, – не без гордости сообщил Богатырев.
– Тем более, должны сами себе на жизнь зарабатывать.
И когда Богатырев, матерясь в душе, уже смирился с тем, что денег не получит, пока не принесет фотографии и информацию, Серебров вытащил из кармана пять банкнот по сто долларов.
– Это аванс.
– Каков же размер гонорара?
– Умножь на три, раздели на два и прибавь еще столько же, – посоветовал Серебров, толкая Германа в спину.
Тот оказался на площадке, и Сергей Владимирович тут же захлопнул дверь.
«Что считать, сколько даст, столько даст. Больше из него не вытянуть».
Герман достал из сумки маленькую цифровую видеокамеру, положил ее на сиденье машины рядом с собой, чтобы иметь возможность в любой момент воспользоваться.
– Три бабы, – ворчал он, – три жены. Скорее всего у их мужей есть и любовницы. У генерала Кабанова взрослая дочь Кристина, двадцать один год, живет вместе с родителями. Попадаются же честные генералы! Наверное, не ворует, если до сих пор дочери квартиру купить не смог. Но в то же время умным его за это назвать трудно.
К генералам, всем без исключения – даже к служащим ФСБ, Богатырев относился без должного пиетета. Уважал лишь бизнесменов и артистов, и тех, и других – за талант. Талантом Герман считал умение делать деньги на ровном месте из воздуха, как Серебров.
О Сереброве Герман знал не так уж и много, хоть и работал с ним не первый год. Даже толком не понимал, где тот живет. Случалось, что Сергей Владимирович приглашал его к себе в гости за город, но потом оказывалось, что дача съемная, жена – просто приглашенная женщина, а тесть – генерал – артист областного театра. Богатырев даже сомневался, настоящая ли фамилия у его работодателя. Он видел, с какой легкостью Серебров обманывает других, и, как умный человек, допускал, что с таким же успехом Серебров может водить за нос и его.
Богатырев уже выбрал себе первую жертву, хотя все еще сомневался, не сменить ли по дороге выбор.
Самой доступной из жен трех подопечных – Кабанова, Нестерова и Скворцова – ему казалась Станислава. Относительно молода, двадцать семь лет, богатство, наверняка, не скрывает, раз муж бизнесмен, может себе позволить жить на широкую ногу прилюдно.
И специальность у нее подходящая – манекенщица.
Того и гляди, наткнешься на полный набор смертных грехов, от супружеских измен до наркотиков.
Подъезжая к светофору, Герман еще колебался, в какую сторону рвануть – то ли к дому Нестерова, то ли к рекламному агентству, где работала Станислава. Перед самой сплошной линией, разделяющей ряды движения, Герман рванул влево – в агентство.
И тут же услышал резкий сигнал: владелец добитых «Жигулей» грозил ему кулаком.
– Козел, ездить не умеешь! – негромко проговорил Герман, прикладывая указательный палец к виску и поворачивая его, словно поджимал винт.