И вторая мысль, от которой Ксения пыталась поскорее избавиться, — зачем Женька летала в Сочи? Ибо Ксения вдруг вспомнила, что в сентябре этого года подруга исчезла внезапно на три дня, оставив в квартире ее и Германа. Ни ей, ни своему бой-френду ничего не объяснила ни до исчезновения, ни после. Теперь Ксения поняла, что Женька просто не хотела, чтобы Ксения проболталась Герману, где она была. Ибо в Сочи она могла тайно улететь только по одной причине. И причиной этой был Владимир Попов.
Гейм седьмой
0: 15
Ночью ей снились кошмары. Ксения проснулась на взмокшей простыне и с ужасом посмотрела в темное окно. Никогда раньше она не боялась привидений. Что привидения? Испугают, но не предадут. Теперь, в пустой трехкомнатной квартире Жени Князевой, Ксении вдруг стало страшно. Она была почти уверена, что нашла его. Но что дальше?
«Я — трусиха, — ругала себя Ксения. — Дуреха и трусиха».
Телефон молчал. Ксения мелко дрожала и боялась выключать свет.
— Все люди — маньяки, — сказала она вслух. Впервые в жизни ей захотелось напиться. Вместо этого Ксения взяла со стола телефон.
— Это я, — сказала она, услышав в трубке сонный голос бывшего мужа.
— Какого черта… — выругался было он, но потом спохватился: — Черри, это ты? Что случилось?!
На ее часах было половина третьего ночи.
— Все, — сказала она коротко.
— Мне приехать?
— Тебе завтра на работу.
— Завтра суббота, — напомнил он. — Выходной.
— Я не знаю, что делать.
— Ты нашла убийцу, девочка Черри? — Или ей показалось, или в его голосе была откровенная насмешка.
— Ты один?
Он замялся.
— Что, она спит? — спросила Ксения, чувствуя, как знакомо проваливается в пустоту сердце.
— Послушай, это не имеет никакого значения. — Бывший муж говорил очень тихо, словно боялся кого-то разбудить.
«Мерзавец», — грустно и без всякой злости подумала Ксения и не удержалась от насмешки:
— Не имеет никакого значения то, что она спит, или то, что просто существует? И кто на этот раз? Богатая женщина? Старая, молодая?
— Она просто моя начальница.
— Все понятно: кроме всего прочего — твое алиби.
— Ну, раз ты все выяснила, то это уже не актуально.
— Дурак, — сказала Ксения и повесила трубку.
Было такое чувство, что ее все бросили. Генка женился, Герман сейчас с ее приятельницей Валентиной, даже у бывшего мужа кто-то есть. А она-то подумала, что это все правда: его любовь, раскаяние, планы на будущее. А ему, оказывается, гарантии нужны! Пока не позвала, надо иметь кусок хлеба на черный день. Вот она, оказывается, какая — любовь! Теперь телефон звонил, но Ксения уже не брала трубку. Ей хотелось только одного — определенности. Знать, что она навсегда останется в этой квартире, что будут деньги на еду и одежду, будет нормальная жизнь с нормальным человеком и никакого страха перед тем, что все это когда-нибудь кончится.
Она заснула, когда больше не было сил вглядываться в темноту. Во сне ей казалось, что пришла Евгения, стоит у ее кровати, смотрит и смеется.
Рано утром Ксения поехала в общежитие к Анатолию Воробьеву.
На вахте ее долго расспрашивали, к кому идет, записывали паспортные данные и наконец пропустили. Ксения прошла мимо охранника с таким чувством, что в кармане у нее бомба. Подозрительность всегда создавала у нее ненужные комплексы.
Обшарпанные стены, запахи мусоропровода создавали впечатление, что где-то рядом стоит помойное ведро, которое никогда не опорожняют. Она старалась не дышать, пока пешком поднималась на пятый этаж. Трудно было представить, что здесь живут люди. В пролетах между этажами пустые бутылки стояли вперемешку с мятыми пакетами из-под молока. Ксения подумала, что давно уже от этого всего отвыкла.
Это было общежитие квартирного типа, и, как поняла Ксения, Анатолий Воробьев занимал одну из комнат в квартире номер тридцать восемь. Ксения долго не решалась позвонить, потом коротко нажала на оплавленную черную кнопку. Кто-то пытался поджечь звонок, а потом чертил на стене горелой спичкой матерные слова. «Пошли вы все…»
— Да пошли вы… — услышала Ксения от мужика в тельняшке, очень похожего на ее соседа по коммуналке. Он открыл дверь и стоял перед ней, слегка подкачиваясь. Потом вдруг заморгал: — О, да здесь дама! Пардон.
И, плюнув на ладонь, пригладил растрепанные жидкие волосенки.