– Даже не знаю, – тушуется Жаннета, ожидавшая, что Николаша будет каяться и биться головой об стену.
– Вот и отлично, – одобряет Николаша. – К тебе это ведь не имеет никакого отношения, верно? Значит, отчитываться я перед тобой ни в чем не должен. За то, что не поставил в известность, прости, но, сама понимаешь, такие дела, что не сразу все учтешь.
– Значит, отбой, – упавшим голосом уточняет Жаннета.
– Прости, – немного помолчав, повторяет Колюня. Наверное, только сейчас сообразил, что для Жаннеты это не просто игры в выяснения отношений.
– Ты-то сама как? – участливо спрашиваю я, когда Жаннета заканчивает свое повествование.
Сижу на работе, заканчиваю аналитическую записку о работе конторы за апрель и слушаю Жаннетины вздохи в трубке.
– В растерянности, – честно отвечает Жаннета. – Не могу понять, то ли мне сразу начинать расстраиваться по полной, то ли повременить, то ли не расстраиваться вообще.
– Все, что ни делается…
– Угу, – слышно, как Жаннета улыбается, – смешно, правда? Мы все, как один, на перепутье. Ты с Альбертино: нужен – не нужен, Галка со своей новой жизнью: начинать – не начинать…
– Димка с новой работой, – подхватываю я, – уходить иди не уходить.
– Правда? – оживляется Жаннета. – Я не знала, что он решил бросить свою контору.
– Он и не решил еще, – объясняю я. – Мается…
– Так что я не одинока. – В голосе Жаннеты звучит Удовлетворение. – Утешительно.
Вот уж точно, размышляю я, самое великое утешение на свете: знать, что не тебе одному хреново.
Глава 25
– Зачем ты надела брюки? – брюзжит мама. – Что было бы не надеть платье?
– У меня нет платьев, – спокойно объясняю я.
– Ну, юбку, – не сдается мама. – Что за мода – все время ходить в брюках? Немудрено, что ты до сих пор в одиночестве. Ты знаешь, что проводились исследования, которые показали: на девушек, которые носят юбки или платья, чаще обращают внимание мужчины.
Где мама берет весь этот бред? И неужели не понимает, что это все не более чем рекламная акция с целью изменить потребительские предпочтения?
– Мама, – говорю я вслух, – давай оставим эту тему. Все равно уже поздно.
– Действительно, поздно, – нехотя соглашается мама, бросая мимолетный взгляд на свои часики. – Мы договорились с Анной на три.
Сегодня звездный день. Мы наконец-то идем знакомиться с очередным кандидатом. «Мы» – потому что без мамы эта акция никак состояться не может. Я узнала о предстоящих событиях вчера поздно вечером. Пол-одиннадцатого позвонила мама и, захлебываясь от возбуждения, объявила:
– Завтра в три!
– Что делаем? – осторожно осведомилась я.
– Ну как же? – возмутилась мама. – Я же тебе говорила. Племянник моей знакомой.
– А-а, – протянула я, – этот… Мам, может, не надо?
– Как это – не надо? – воскликнула мама. – Все уже договорено. Не болтай чепухи и лучше подумай, что наденешь. Я буду у тебя завтра в два.
Я легла спать в разобранном состоянии. Так хотелось провести субботу в своем обычном режиме, и – на тебе! Похоже, что теперь все мои субботы ожидает незавидная участь. И все из-за этих чертовых мужиков! Нет, нужно было выйти замуж в двадцать – и сидела бы сейчас, не дергаясь, у семейного очага и воспитывала бы детей и гундела бы – как все гундят – на мужнины привычки и причуды, не заботясь о том, юбку надеть или брюки.
Я надела брюки, потому что в брюках мои ноги выглядят чуточку длиннее и стройнее, чем в юбке. Это – для неизвестного мужика. А вот скромный макияж и бесцветный лак я выбрала исключительно ради его тетушки. Двойной удар. Не понравлюсь мужику, так приглянусь его тетке, и тогда она ему всю плешь проест. Моя излюбленная тактика. Я всегда производила прекрасное впечатление на чужих мам, бабушек и тетушек. Не знаю почему, но они меня любили. Поэтому когда знакомиться с очередным претендентом предстояло в компании его родственников, то, готовясь к встрече, я учитывала и возможные потребности старшего поколения. Словом, сегодня я выглядела на все сто. Для любой аудитории.
Неужели я действительно хотела понравиться? Неужели мне действительно была интересна эта очередная авантюра? Я не могла разобраться сама в себе. А вдруг там что-нибудь и вправду приличное? Из ряда вон выходящее? Тогда надо быть во всеоружии. Полчаса времени – вот все, чем я буду располагать, чтобы оставить в душе его неизгладимый след. Хотя – вряд ли. Не в смысле того, что я не сумею за полчаса оставить след, нет, мне и за меньшее время такое было под силу. Вряд ли – в смысле того, что надежда на «что-то приличное» – весьма призрачна. Сколько раз такое уже случалось, и что? Ничего.