5 
— Я пыталась воспользоваться телефоном, через силу доползла однажды до аппарата на посту в коридоре, но Виталика в детдоме так долго искали, что я не выдержала и… Словом, обратно в палату меня сестричка чуть ли не волоком тащила, даже на помощь звала.
— И как он там обходился без папы, без мамы, без бабушки? Почти полгода. Как он выдержал-то хоть?
— Ой, и не говорите! Я все глаза выплакала на этой проклятой больничной койке… В собесе у меня одна знакомая работает, Валентина Максимовна… Это она мне в свое время посоветовала оформить опекунство. Очень хорошая, душевная… Так вот однажды она приводила ко мне в палату Виталика. Как он плакал, вы бы видели! Скучаю очень по тебе, бабушка, говорил. Он меня бабушкой называл. Я уж его успокаивала как могла — потерпи, мол, внучек, скоро бабушка твоя вылечится, выпишется, снова вместе заживем. А он мне знаете что в ответ? «А ты не умрешь, бабушка?» — спрашивает вдруг. Я чуть при нем не расплакалась. Представьте — маленький такой, а глазенки серьезные-серьезные — прямо душу рвут…
— Представляю, — Самойленко говорил правду, он действительно представил себе эту картину, отчего его словно мороз по коже пробрал и он даже поежился.
— А вот теперь, Николай, слушайте, ради чего я и пришла к вам. Нет ведь у меня больше Виталика.
— Как это?
— Я сначала тоже не поверила, когда только узнала. А все правдой в конце концов оказалось — нет у меня больше племянника.
— А где же он?
— Сейчас — не знаю где.
— То есть… — рука Самойленко сама потянулась к ящику стола, и, вынув оттуда диктофон, репортер нажал кнопку записи, повернув аппарат микрофоном к посетительнице и придвинув его поближе к ней. Начиналось самое главное. — Рассказывайте же!
— Я когда выписалась — сразу в детдом. Директор меня не принял, выслал мне навстречу заместителя, очень нервную дамочку. Та юлила-юлила, все не хотела говорить, где Виталик, а потом заявила наконец, что он с группой детей из тридцати человек в сопровождении трех воспитателей выехал в Италию. По чернобыльским благотворительным программам. Мол, всего на полтора месяца, так что скоро уже вернется, не беспокойтесь. Пусть, говорит, ваш ребенок отдохнет да незабываемых впечатлений наберется.
— Ну, Италия — это же действительно интересно. И я бы с удовольствием съездил…
— Еще бы! — саркастически усмехнулась Кашицкая. — Я тоже сначала вроде успокоилась, даже обрадовалась, думала, вот повезло Виталику! Только странным мне показалось, что меня ни о чем не предупредили… Ну, а потом и вовсе непонятные вещи стали твориться: проходит полмесяца, месяц — о Виталике ни слуху ни духу. Бывало, про себя думала, задержались, может, по каким-то причинам. Но когда прошло два месяца после того, как я выписалась из проклятой больницы, я не выдержала и пошла прямо к директору детского дома…
— Пелагея Брониславовна! — перебил ее Самойленко, весь напрягшись от волнения, предвкушая, что именно сейчас услышит нечто важное, а может, и самое главное для своей будущей статьи. — Если можно, с этого момента, пожалуйста, поподробнее.
Меня интересуют конкретные даты, по возможности, все имена и фамилии, а также должности тех официальных лиц, с кем вы имели дело.
— Да-да, я понимаю, — сразу же согласилась женщина, с готовностью кивнув. — Значит, так Я выписалась из больницы двадцать второго марта. В тот же день пошла в детдом. Директора детского дома зовут Геннадий Степанович Трофимчук. Это детдом номер пять. Но он меня так ни разу и не принял, я всегда разговаривала только с его заместителем, Натальей Андреевной Герасименко.
— Так, — для верности Николай продублировал диктофонную запись на листке бумаги. — Вы выписались двадцать второго марта, а вернуться из Италии дети должны были?..
— В двадцатых числах апреля. Так сказала мне Наталья Андреевна. Я ей звонила после выписки чуть ли не каждый день, а девятнадцатого мая не выдержала и снова пришла в детский дом.
— И вы снова разговаривали с Герасименко?
— Да, сначала с ней. Но когда она в очередной раз начала рассказывать о том, что, возможно, погода на горных перевалах в Альпах или в Карпатах не дает возможности автобусу с детьми пробиться сквозь заносы назад, на Украину, я как-то вдруг почувствовала, что она лжет. Или что-то скрывает от меня, не договаривает. Я встала и, пройдя через приемную, буквально вломилась в кабинет Трофимчука.
5 
