Особенно,... 
40 
— Простите, — замялся граф, — но я видел, что гиперболоид, пусть и пока маломощный, тем не менее существует… Позволительно ли мне будет поинтересоваться степенью достоверности сведений про оливиновый пояс?
— В принципе это возможно, — усмехнулся я, — зайдете к госпоже Князевой, пройдете все необходимые инструктажи, подпишите бумаги о неразглашении — и интересуйтесь на здоровье! Вам ответят. Вот только зачем вам оно нужно? Сейчас вы ничего не знаете и поэтому ничего не сможете разгласить. Значит, и санкций за это никаких быть не может… То есть пишите, исходя из логики развития сюжета, ну, а правдоподобность уточняйте в Геологическом управлении, я распоряжусь, чтобы вас там консультировали.
Через неделю мне на стол легло интересное донесение. Оказывается, сразу после беседы со мной будущий классик начал активно избавляться от имеющегося у него золота, включая какие-то фамильные безделушки, а вырученные деньги он вкладывал в основном в акции строящегося Московского машиностроительного завода, где мы собирались производить горнопроходческое оборудование.
Кстати, я в общем-то чисто случайно сообщил Маше о своем спонсорстве Толстого, и поначалу это у нее никакой реакции не вызвало. Однако через пару дней она мне позвонила:
— Дядя, ну надо же заранее о таком в известность ставить! Нет, и сейчас еще не поздно, но можно было бы сыграть красивее.
— А чем же ты тогда два дня занималась?
— Э… — замялась ее величество, — все как-то не было времени прочитать.
Тут уже я малость офигел.
— Так ты, значит, до этого момента вообще «Гиперболоид» не читала? Может, тебе и фамилия инженера Лося ни о чем не говорит?
— А это в какой он главе, я же быстро читала?
— Тьфу, — сказал я, — а еще что-то про мой культурный уровень вякаяешь. Инженер Лось не в главе, а в «Аэлите»! Это такой роман про любовь, а не ночной клуб на твоей бывшей улице.
В общем, заодно племянница и повысила свой культурный уровень. А на очередной встрече за ужином в Зимнем она мне сообщила:
— Действительно, искусство — великая сила! Твой Толстой еще и трети не написал, а Гинцбург уже застрелился.
— Постой, — удивился я, — так он же через полтора месяца все равно помрет, а сейчас и в сознание-то приходит не каждый день! Как это его угораздило?
— Да не Гораций, а его сын, Альфред. Так что теперь национализация Ленских приисков вообще пройдет как по маслу. Давно, кстати, пора, а то этот Горациевич уже начинал думать, кого бы привлечь из зарубежных инвесторов. Правда, здесь он связался не с англичанами, а с американцами. И ведь намекали же ему, как человеку, что Альперович весьма заинтересован в этом деле — так нет, связался с Рокфеллером! Впрочем, может, оно и к лучшему. Кстати, застрелился он из твоего пистолетика «эм эс шесть с половиной». Вот только почему такое странное название? Вроде принято оружие называть по одной фамилии конструктора, а тут с именем, да еще стоящим в конце.
— Да потому, что «эм эс» — это на самом деле не «Мосин Сергей», а «мечта Сократа», — пояснил я, — тем более, что этот пистолет проектировал не Мосин, а его ученик Токарев.
— Предупреждать надо, — возмутилась Маша, — я же себе тоже такую игрушку купила! Подождите немного, я прямо сейчас эту пакость выкину. Ну, дядя, ты и удружил! Остряк, блин.
Глава 13
Охренеть, подумал я, читая бумагу, полученную нашим МИД-ом из Форин Офис. Английская разведка сливает с таким трудом добытые сведения своим писателям-фантастам! А ведь как старались, раздобывая крупицы информации о нашем реактивном самолете с пульсирующими двигателями… Мы, кстати, намучились с ним не меньше. Гадское устройство летало не когда его мог видеть паксовский агент, а когда ему вздумается! Для определения, проработает очередной движок положенные ему пятнадцать минут или прогорит еще в момент запуска, требовались не инженеры, а астрологи. За все четырнадцать полетов этого чуда техники было только два случая, когда оно и взлетало, и приземлялось на всех своих четырех движках. Правда, при этом оно летало очень быстро, достигнув семисот пятидесяти километров в час, но уже при такой скорости начинались проблемы с управляемостью.
Так вот, в английской бумаге спрашивалось, не примет ли Россия собирающегося туда известного фантаста Уэллса, а если примет, то не покажет ли ему тот реактивный самолет, ибо Уэллс сейчас пишет роман о будущих войнах в воздухе.
40 
