119 
Облепленные мокрым снегом дома и заборы выступали из крутящейся снежной мглы неясными темными силуэтами, и было невозможно определить, какая сторона улицы четная, а какая нечетная. Абзацу захотелось завыть. Он даже задрал голову, словно и впрямь намереваясь испустить тоскливый волчий вой, и тут в глаза ему бросилась мигающая красная точка, неподвижно висевшая в черном небе. Самолет? Какой, к черту, может быть самолет в такую погоду и на такой высоте… Абзац проморгался, протер глаза. Подмигивающий красный глазок по-прежнему горел высоко над головой.
Вышка, вспомнил он. Вот же оно что – вышка!
О ней говорил Коровин. Только что же это за вышка такая? Ведь на глаз в ней метров тридцать получается, а то и все сорок…
Абзац был снайпером и привык доверять своему глазомеру, но здравый смысл протестовал против полученных результатов, и, чтобы не отвлекаться, Шкабров решил считать непомерную высоту вышки обманом зрения. «Мне бы сейчас глоточек шотландского, – с тоской подумал он, беря курс на мигающий в вышине красный огонь. – Плевать бы я тогда хотел и на погоду, и на обманы зрения…»
Потом ему вдруг стало интересно, как там дядя Федя. Наверное, уже дома, подумал он. Сидит за бутылкой, в тепле и уюте, и слушает россказни Баламута. Возвращаться туда, конечно же, нельзя.
За домом наверняка следят, да и эти двое алкашей, Баламут и дядя Федя, наверняка к концу второй бутылки уговорят друг друга, что он – опасный маньяк, садист и людоед, которому самое место за решеткой.
Летевший в лицо снег вдруг начал редеть. Ветер стих, словно по волшебству. Сырые хлопья еще немного покружились в воздухе и исчезли окончательно. Деревенская улица превратилась в два ряда черных заборов, четко выделявшихся на фоне смутно белевшего снега. Абзац кое-как стряхнул налипшие сугробы, собрал ладонью с лица талую воду, утерся сухой подкладкой куртки и двинулся дальше, по-прежнему держа курс на подмигивающую красную звездочку, которая висела, казалось, прямо у него над головой.
Дорога свернула. В сплошной стене черных заборов справа от Абзаца возник широкий разрыв. В глубине заснеженного пространства Шкабров разглядел темный гриб приземистой избы. Даже в темноте было хорошо видно, что крыша этого строения наполовину разобрана – припорошенные снегом черные стропила четко, как на гравюре, выделялись на белом фоне. По обширному двору были в беспорядке разбросаны какие-то темные массы. Глаза окончательно привыкли к темноте, и Абзац начал смутно различать торчащий из-под снега мертвый бурьян, какие-то сложные заснеженные формы, похожие на остовы машин, и угрюмые темные стены, врезанные в крутой склон холма. Красный огонь горел теперь почти над головой, но, чтобы разглядеть его, нужно было сильно откинуться назад и смотреть вверх почти отвесно. Приглядевшись, Абзац рассмотрел основание чудовищной металлической треноги, на вершине которой подмигивал тревожный красный фонарь. Впечатление было такое, будто Шкабров ненароком забрел на заброшенный военный объект. А может быть, и не на заброшенный. Не хватало разве что колючей проволоки, пулеметных вышек и табличек с грозным предостережением: «Стой! Стреляю без предупреждения!»
– Кой черт занес меня на эти галеры? – пробормотал Абзац, перефразируя бессмертную фразу Мольера.
Он двинулся к избе, ступая по ровному слою свежего снега и чувствуя себя примерно так же, как должен, наверное, чувствовать себя таракан, движущийся по праздничной скатерти. В голову невольно лезли мысли о том, что на этом белом фоне он – завидная мишень. А уж если у часового есть винтовка с ночным прицелом…
"Стоп, – оборвал он себя. – Какие винтовки, какие прицелы? Какие, черт подери, часовые?! Откуда?
Здесь живет полусумасшедший технический гений с тремя классами образования, а не наркобарон.
Правда, в наше время ни один гений не остается без хозяина. Если он не нужен государству, значит, его должны подобрать бандиты. Правда, Коровин что-то говорил о каком-то совместном предприятии, но это вряд ли. Скорее всего, СП, если такое вообще существует, служит ширмой для каких-то грязных делишек.
Отсюда и фальшивая «капуста»… Отсюда же, между прочим, и неприятности, которые я, похоже, опять себе нажил, сунувшись сюда вот так, нахрапом".
Он остановился, не дойдя до избы нескольких метров. Теперь ему стало видно, что в этом строении никто не живет, причем, возможно, уже не первый год. К гнилым крошащимся бревнам была прибита эмалевая табличка с номером. Абзац до боли напряг глаза, вглядываясь в номер. Кажется, двадцать пятый. Или нет? Да, точно, двадцать пятый… Ну и что теперь? Возвращаться в Москву, бить морду Коровину? Так ведь такси уже уехало, а рейсового автобуса до утра не жди. Так, между прочим, и замерзнуть недолго. Насмерть. И никакие инфракрасные прицелы не понадобятся…
119 
