19 
— Сволочи, — сказал Илларион и залпом опрокинул свою рюмку, не дожидаясь тоста.
— Так вот, Илларион, дело это какое-то темное. Труп обнаружили грибники в полукилометре от дачи генерал-лейтенанта Рахлина.
— Это который в Думе?
— Он самый. Тут вот какая штука получается: Алехин в Чечне служил под его началом, они были лично знакомы. В Москву Алехин приехал в отпуск. Как попал в окрестности дачи, непонятно: ни машины, ни мотоцикла поблизости не нашли, а принадлежавший Алехину «опель», между прочим, исчез, как в воду канул.
— Интересно получается, — сказал Илларион. — Подчиненный навещает своего бывшего командира, а потом его находят мертвым в полукилометре от дачи этого самого командира. Выходит, били его на даче, а потом отвезли в сторонку и зарезали. Судя по тому, что я слышал о Рахлине, на него это мало похоже.
— Сыскари эту версию уже отработали, — покачал головой Мещеряков. — Соседи по даче ничего подозрительного не слышали, хотя и легли очень поздно — говорят, соловьев слушали. На генеральской даче было темно и тихо, и главное — никто оттуда не выходил, никто не входил.
— Получается, что шел он не оттуда, а туда?
— Именно! И кто-то очень не хотел, чтобы он дошел. Но есть и еще кое-что. Машину, по описанию похожую на алехинскую, накануне видели в… черт, опять из головы вылетело! В общем, городишко один километрах в трехстах с небольшим к югу от Москвы. Там одному местному эфэсбэшнику кто-то сунул бомбу под капот. Когда опрашивали свидетелей, кто-то и припомнил «опель» с московскими номерами. А на сто восьмом километре обнаружили пустую ПМГ, приписанную к одному из московских райотделов. А чуть в сторонке, в кустиках, отыскались и гаишники. Убиты пулями калибра 9 миллиметров. Вокруг полно крови, и знаешь, Илларион, кровь не их.
— Алехина, — с уверенностью сказал Забродов.
— Группа крови, во всяком случае, совпадает. Еще там нашли стреляные гильзы немецкого производства…
— От «парабеллума», — сказал Илларион. — Был у Алехина «парабеллум», это точно. Там, в Афгане, точно был. Хотя, возможно, это и совпадение. Чем же это ему гаишники не потрафили?
— Кто знает. В ГАИ, между прочим, за головы берутся: за каким чертом их на сто восьмой понесло? Да еще и пьяных…
— Пьяных?
— А ты что, пьяных гаишников не видел? Судя по содержанию алкоголя в крови, незадолго до смерти они выпили как минимум бутылку водки на двоих.
— Кстати, а откуда тебе все это известно? Впрочем, можешь не отвечать. Доблестная московская милиция обгадилась и прибежала к вам за помощью.
— У них это называется «обратиться за консультацией», — невесело усмехнулся Мещеряков. — Наши решили провести служебное расследование…
— И поручили это гнилое дело тебе, — закончил за него Илларион.
— А я пришел к тебе. Может, подскажешь что-нибудь по старой дружбе? Ты ведь его знал.
— И вправду, какая-то каша… Куча данных, а получается какая-то ерунда, скачка с препятствиями, боевик про Рэмбо. Стоило ехать в отпуск, чтобы взрывать эфэсбэшников и расстреливать ментов…
— Кстати, оружие убитых гаишников пропало. Два автомата и два ПМ.
— Нашли?
— Нет. Ни оружия убитых, ни орудия убийства, ни машины Алехина — ничего.
— Выходит, был там кто-то еще, и вот этот «кто-то» тебе и нужен, полковник.
Забродов привычно вывел «лендровер» из узкого жерла арки, бросив мимолетный взгляд на выбоину в оштукатуренной стене, оставленную «мерседесом» его вчерашнего гостя. Выбоина эта почти перекрывала две другие, имевшие сходную форму и происхождение: Мещерякову пришлось дважды сменить фару, пока он не оставил привычку с шиком въезжать во двор забродовского дома на автомобиле. Теперь полковник парковался исключительно на улице и требовал того же от водителя своего служебной машины — пуганая ворона, как известно, куста боится.
«Лендровер» влился в транспортный поток, в этот ранний час еще не набравший полную силу. Асфальт мокро блестел, в выбоинах стояли лужи: ночью опять лило как из ведра, да и сейчас в небе подозрительно клубились низкие серые облака, в просветах между которыми лишь изредка мелькали клочки ослепительной летней голубизны. Затормозив на светофоре, Илларион без особого желания закурил первую в это утро сигарету, привычно подумав при этом, что пора, давно пора бросать. В поле, на задании, он мог обходиться без табака неделями — как, впрочем, и без многого другого, — но возвращаясь, неизменно возобновлял свое пагубное пристрастие. Однажды кто-то из товарищей сказал ему после тяжелого рейда по горам, во время которого им пришлось питаться преимущественно змеями и ящерицами: «Ведь ты же две недели не курил, Илларион. Может, стоит бросить?». На это Забродов ответил: «Мы с тобой, Вася, две недели ящериц ели и нахваливали. Так, может, стоит продолжить?» Любящего плотно, со вкусом закусить Васю передернуло от воспоминаний, и больше он воспитательной работой не занимался. Хотя, подумал Илларион, Вася был, безусловно, прав, а я тогда сыграл не по правилам. Про ящериц — это в тот момент был удар ниже пояса.
19 
