очень нудно 
79 
— Это Мещеряков? — спросил старушечий голос. Андрей почувствовал, как в нем холодной волной поднимается бешенство. Разумеется, это был Забродов со своими идиотскими, совершенно неуместными розыгрышами — никакие старухи ему звонить не могли. «Ну, я тебя», — подумал полковник.
— Мещеряков, — сдавленным от сдерживаемой ярости голосом подтвердил он.
— Полковник?
— Полковник, полковник. Не генерал еще.
— А зовут как?
— Андреем зовут. Послушай, Илларион, когда я до тебя доберусь…
— Не знаю я никаких Илларионов, — отрезала старуха, и Мещеряков с невольным восхищением подумал, что Забродов все-таки классный имитатор. — Ты, милок, скажи: ты в милиции служишь или как?
— Что за черт… Забродов, прекрати балаган!
— Да ты не пьян ли, милок? — удивилась старуха. — Что ты меня все время с каким-то мужиком путаешь? И, мыслю я, уж не с тем ли, которого нынче у нас в подъезде заарестовали?
— Что? — вскинулся Андрей, свалив со стола очередную стопку личных дел и даже не заметив этого. — Кого арестовали? Кто говорит? Откуда у вас мой телефон?
— Ты не части, сынок. Ты мне доложи сперва, по какому ведомству служишь? — не отставала дотошная старуха. — По милицейской части или по какой другой?
— Вроде того, — уклончиво ответил Мещеряков, решив посмотреть, что из этого получится — препираться со старухой явно было бесполезно.
— Значит, не по милицейской, — с непонятным удовлетворением констатировала старуха. — Ты, милок, не серчай, что я тебя от дел отрываю. Сдается мне, что у меня для тебя передачка имеется.
— Подождите, — взмолился вконец сбитый с толку Мещеряков. — Кто говорит? Откуда вам известен номер моего телефона?
— Савельевна говорит.
— Кто вы?
— Старушка я, милок, пенсионерка. А с телефончиком твоим вот что получилось: вышла это я к ящику «Вечерку» достать, ан гляжу, а там еще чего-то есть. Нешто, думаю, бандероль? И откуда бы это в моем ящике бандероли взяться?
Мещеряков открыл было рот, но смирился и решил дослушать до конца.
— Вынимаю я эту бандероль, — продолжала между тем разговорчивая старушенция, — а это и не бандероль вовсе, а тетрадка. Толстая такая, голубая, с хоккеистами — не твоя, часом?
— Не припоминаю, — честно признался Андрей.
— А и молодец, что не врешь, — похвалила бабка. — Это я тебя проверила.
Полковник опустился в кресло и страдальчески закатил глаза.
— Собралась было я уже ящик закрывать, да вижу, белеется там что-то, А это как раз бумажка, из этой самой тетрадки вырванная, я уж проверила. А на бумажке телефончик твой, и все про тебя прописано: полковник, мол, Мещеряков Андрей. Ктой-то, думаю, хулиганничает? Так бы и выбросила, да тут припомнила, чего днем-то было, и думаю, что же это я, калоша старая, чуть было важную бумагу не выбросила!
— А что было-то?
— И, милок! Стрельба была, мужика какого-то заарестовали — в военном, пятнами весь, и ботинки высокие. Девку еще забрали незнакомую — красивая девка, только морда разбитая, да рубаха на ей порвана. А сосед с седьмого этажа, который на зеленой машине, тот и вовсе убитый, «скорая» увезла.
— Так, — сказал Мещеряков, закрывая глаза. Судя по всему, Забродов наломал-таки дров, и его в конце концов зацапали. Ну, сукин сын, герой-одиночка… — А в тетрадочку вы не заглядывали? Что в тетрадочке-то?
— А как же, милок, грешна, заглянула. Да там и нет ничего, одна страничка всего исписана, все фамилии да адреса, да крестики какие-то… Фамилии все больше не наши: Альтман какой-то, Кац, Гершкович вот… Наших-то двое всего: Климов Сергей да этот твой Забродов. Или это не тот?
— Да тот, наверное.
— Верно, что тот. Вот против его крестика-то и нету.
— А можно вас попросить? Вы крестики посчитайте, если не трудно.
— Что ж тут трудного, милок. Да я уж, грешным делом, и посчитала. Девятнадцать крестиков всего, не боле и не мене.
— Вот черт… Спасибо, Савельевна, вы мне очень помогли. Только вы вот что, Савельевна, вы тетрадочку эту никому не показывайте. Я завтра с утра приеду и ее у вас заберу. Договорились?
— Да хоть сейчас приезжай.
— А не поздно?
— Не поздно, милок. Сон у меня стариковский, слезы, а не сон. Сижу, телевизор смотрю. Хорошо хоть, теперь всю ночь почти кино крутят. Срамно, конечно, бывает, ну да и то ладно — хоть поглядеть. А то ведь меня, старую, кроме телевизора и погреть некому.
79 
