Лёгкий, ненавязчивый романчик 
29 
– Ну вы-то, почтеннейший, конечно, умеете? – спросил с невинным видом юный камер-паж, сын хозяина.
Отец укоризненно поднял бровь и послал нахальному отпрыску предостерегающий взгляд.
Однако «странный человек», если и уловил насмешку, виду не подал.
– Что ж, силу в кулак собрать – и я могу. Ежли кто интересуется, спрашивайте…
Смотрел он при этом в пол, брови сдвинул, лицом потемнел.
– Право не стоит, – весело сказала хозяйка. – Что нас ждет такого уж хорошего? Морщины, старческие болячки. Не угодно ли перейти к столу?
– Отчего же, матушка, – сказал камер-паж. – Пускай господин чудотворец – если он, конечно, чудотворец – расскажет про мое будущее. Мне очень интересно. Что со мной, к примеру, через год будет? Или через три?
С молодым человеком всё было понятно: стесняется лебезящих перед «шарлатаном» родителей, плюс воспаленное самомнение, желание выпятиться – классический букет переходного возраста.
– Антиресно тебе? – медленно повторил Странник и внезапно повернул голову к задиристому юнцу – тот слегка отпрянул, обожженный неистовым взглядом. – …Нет, Бог с тобой, – промямлил вдруг Григорий. – Ничего, малый, ступай себе…
– Ага, напридумывали! – торжествующе вскричал Шток-младший. – А сами ничего не видите!
Один из гостей, посмеиваясь, произнес:
– Давайте я напророчествую. Через год у вас, юноша, усы вырастут.
По салону прокатился тихий смешок.
Огляделся вокруг «странный человек», сделавшись похож на окруженного псами волка. И в глазах его тоже блеснуло что-то волчье.
– Усы у тебя не вырастут – не поспеют. Пуля не даст. Будешь в снегу лежать. В яме закопают, без отпевания, – щерясь, очень быстро сказал мальчишке Странник.
– Чья пуля, германская? Я через год на войну пойду! – гордо оглянулся паж на побледневшую мать.
А в Григория будто бес какой вселился.
– Русская. Прямо в лоб тебя стукнет… А тебя у стенки стрелют, – ткнул он пальцем в дипломатического советника.
– Меня? Стрелют? – ужасно удивился тот.
– И его тож, – показал Странник на камергера. – С левольвера. В затыльник.
Хозяин неуверенно засмеялся. А провидцу как шлея под хвост попала, не мог остановиться.
– Ты с голоду помрешь, – было сказано очень полному господину с красной лентой через плечо.
– А тебе штыками исколют, – объявил прорицатель гвардейскому генералу.
– Я в атаку не хожу, – засмеялся тот. – Почему штыками?
– По брюху, вот по чему.
Шокированная тишина повисла в воздухе. Происходило что-то в высшей степени неприятное, зловещее – куда хуже скандала, устроенного Григорием у княгини Верейской.
– Что вы слушаете этого юрода? – выкрикнул сзади депутат Зайцевич.
Тоже не утерпел, подошел посмотреть, что здесь такое творится.
– А он и рад! Кто-то ему о пророчествах Казота рассказал – в канун французской революции, помните? Вот он и решил нас попугать, Казот доморощенный!
– Сам ты козел недорощенный! – огрызнулся Странник.
Зепп мысленно ему зааплодировал. Невысокий Зайцевич, с шишковатым лбом и кустистой бороденкой, был очень похож на низкорослого бодливого козлика.
Не на шутку разъяренный Григорий пошел прямо на депутата – гости торопливо расступились.
– Что глазами сверкаешь? – Зайцевич оперся о палку, глядя на оппонента снизу вверх. – Здесь тебя никто не боится.
– Пророчествую, – сказал «странный человек» хриплым от гнева голосом. – Языком своим подавишься. Скоро!
И вдруг опомнился. Обвел взглядом холодные брезгливые лица. Схватился за голову.
– Емеля! Емельян! Уведи меня отсюдова!
Зепп, естественно, тут как тут. Взял пошатывающегося пророка под локоть, повел.
– Бес, бес из меня попер! Всё погубил, лядащий, – убивался Странник. – И ведь не видал я ничего в козле колченогом. По злобе сболтнул. Грех это…
И ответил ему фон Теофельс негромко, но твердо:
– Ваши уста, святый отче, зря ничего не изрекают. Выражение лица у майора было вдохновенное.
Той же ночью, перед рассветом
Свет в окнах кабинета погас лишь в пятом часу пополуночи, когда Теофельс уже начал беспокоиться – вдруг у чертова невротика тотальная бессонница. Тип желчный, язвенный, у таких вечно проблемы со сном. Но улегся-таки.
– Еще двадцать минут ему на баиньки – и пошли, – показал майор часы старшему диверсионной группы.
29 
