188 
Раздался неуверенный смех, собравшиеся были озадачены спокойной невозмутимостью Дрэгера и замерли в ожидании, наблюдая, как он играет со своим стаканом. Но поскольку он не продолжал, внимание постепенно стало возвращаться к Ивенрайту, который все еще сжимал свой пустой стакан. Ивенрайт чувствовал его присутствие спиной: сука! Как хорошо все шло, пока не появился этот мошенник; правда ведь, хорошо! И каким-то образом Дрэгеру опять удалось выставить его дураком – вот только как, если бы он понимал. Он попытался сосредоточиться на этом, но сдался и бросился вымещать свой гнев на Тедди, требуя бесплатной выпивки на основании того, что за вечер он уже выхлебал столько его сока, что если б в нем были какие-нибудь градусы, то он бы уже был пьян как свинья, не так ли? Тедди налил, не произнося ни слова. Ивенрайт выпил залпом, даже не закрывая глаз, и задумчиво облизал губы. «Голубиная моча», – прокомментировал он и сплюнул в сторону плевательницы. В ответ ему раздался такой же неуверенный смешок. В ожидании следующего хода люди переводили взгляды со своего президента на представителя юниона. А Дрэгер словно и не замечал тишины, воцарившейся после его появления, и продолжал не спеша рассматривать стаканчик, поворачивая его так и сяк. Ивенрайт прислонился к стойке. Он чувствовал, что попал не в лучшее положение. Дрэгер сделал свой ход. Флойд потер шею и наконец прервал молчание, швырнув свой стакан в медный котелок, висевший в углу бара.
– Голубиная моча! – заорал он снова. – Это не виски, это чистая, стопроцентная голубиная моча. – В ответ раздался более уверенный смех, и тогда, осмелев, он, слегка подавшись вперед, с горящими глазами повернулся к Дрэгеру. – О'кей, Джонатан Бэйли Дрэгер, раз вы такой умный, давайте послушаем, что мы должны делать, с вашей точки зрения. Вы заварили эту кашу, не так ли? А теперь расскажите, как нам из нее выбраться.
Я – тупой рубщик деревьев! Я хочу сказать: нам ведь никто не платит зарплаты за то, что мы думаем. А раз вы такой умный…
Дрэгер поставил стакан на салфетку – раздался приглушенный, но довольно отчетливый звук, словно щелчок под водой.
– Флойд, если ты сядешь и успокоишься…
– Хо-хо-хо! И никакой я вам не Флойд, Джонатан Бэйли Дрэгер. Закон? Вы хотите по закону – ладно, вы знаете и я знаю, что нам делать. Мы здесь можем спорить до хрипоты, но ведь все понятно! И то, что я убеждаю идти на Стамперов, может, и идиотизм… но не меньший, чем то, что вы нас втянули в эту никому не нужную забастовку!
– Флойд, ты сам говорил еще в августе, что вы здесь все чуть ли не голодаете.
– Но в августе вы говорили, что сможете все уладить без забастовки.
– Чего ты испугался, Флойд? Что не сможешь оплатить пары чеков?
Дрэгер говорил так тихо, что трудно было даже определить, откуда исходит голос. Ивенрайт же переходил на все более повышенные тона, чтобы уничтожить молчание, привнесенное Дрэгером.
– Нет, я не боюсь того, что не смогу оплатить пары чеков. Такое уже бывало. Со всеми нами. Мы бастуем не первый раз и как-то справлялись. И сейчас справимся, не правда ли, парни? – Кивнув, он оглядел людей. Те, глядя на Дрэгера, покивали ему в ответ. – Парой чеков нас не запугаешь, но мы не побоимся и отступить, если почувствуем, что загнаны в угол!
– Флойд, если ты…
– А если вас интересует по закону, мы проиграли! Мы разбиты. – Утерев нос, он снова повернулся к присутствующим. – Я давно уже хотел покончить с этим. Время для забастовки было выбрано неправильно, – мы все это прекрасно знали, – зима и пустой забастовочный фонд, но Дрэгер решил, что ему это выгодно, что если он добьется своего, то станет знаменитостью, царем каким-нибудь… вот он нас и заставил…
– Флойд…
– Дрэгер, если вы, мать вашу, такой умный…
– Флойд!
Дзинь. Снова это легкое, сдержанное прикосновение стакана к столу. Головы опять поворачиваются к Дрэгеру. – Теперь я понимаю; теперь-то понимаю… – Тедди восхищается выдержкой и мощью Дрэгера… – Вы умеете ждать. Но стоит вам заговорить… и вы тут же притягиваете этих идиотов, как магнит металлическую стружку…
– Флойд… разве Орланд Стампер, прораб на лесопилке Стамперов, живет не рядом с тобой?
(…Они все устремляются к вам, что бы вы ни говорили. Потому что в вас есть сила, а только она и имеет значение. А не то, что вы говорите. В такую же силу иногда превращается Исцеляющий Проповедник Уолкер. Но вы силънее, потому что вам известно больше, чем Уолкеру и его Богу, вместе взятым…)
188 
