33 
«Ну сколько можно жевать эти проклятые макароны», — бормотал Леонидов, роясь в записной книжке в поисках Лялиного рабочего телефона. Обладая незаурядной памятью, именно номер ее телефона он постоянно забывал и зачастую не звонил Ляле только из-за того, что под рукой не оказалось записной книжки. Наконец Алексей обрел искомое.
— Добрый день, компания «Северная звезда» слушает.
— Лялю пригласите, пожалуйста.
— Это я. — Леонидову пока ни разу не удалось узнать ее голос по телефону.
«Черт, и почему компания?» — это слово у. него намертво ассоциировалось с группой подвыпивших приятелей, рассуждающих за закуской о смысле жизни.
— Привет, зайчонок, это я.
— Привет-привет. Объявился, пропащий.
— Работы много, извини. Я тебя там не отвлекаю?
— Какое там! У нас тишина. Кризис, клиентов нет, того и гляди, закроемся.
— Начальство не будет ругаться, что я тебя отрываю в рабочее время?
— Шеф в банке. Сегодня вряд ли объявится.
— Ну, это нам знакомо. Теперь банки стали как бермудские треугольники: пошел и не вернулся.
— Чего-чего? Все шутишь, Леонидов?
— Нет, скучаю. Значит, у тебя сегодня работы мало?
— Ага, уже без десяти шесть. Пора сумки собирать.
— Я вот тоже так думаю. Предлагаю тебе поужинать вместе у тебя дома.
— Заманчиво. Что, макароны надоели?
— Откуда знаешь?
— Знаю, и все.
Путем несложных логических умозаключений сыщик Леонидов определил, что во время его телефонного молчания Ляля постоянно поддерживала связь с его мамой. «Ох уж мне этот бабий заговор», — грустно подумал он, но умозаключения эти оставил при себе.
— Ну так что, мое предложение проходит в первом чтении или приступим к прениям?
— Что я тебе, парламент? Я всего лишь слабая женщина, поэтому пойду сейчас в магазин и куплю чего-нибудь вкусненького. Ты чего хочешь?
— Все, кроме макарон.
— Понятно. Когда тебя ждать?
— Ну, к половине восьмого подъеду.
— Ночевать останешься?
— Всенепременно.
— Ну, целую. Увидимся.
— Пока.
Что ему больше всего нравилось в Ляле, так это ее кулинарные способности. Сама она вечно сидела на диете, но готовить любила, особенно для гостей, и не упускала случая продемонстрировать истину, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Поэтому Леонидов мысленно облизнулся и потянулся к надоевшим бумагам.
Через час он зашел в гастроном, купил бутылку красного сухого вина, коробку шоколадных конфет.
Спускались мягкие сиреневые сумерки. Вокруг, как обломки кораблекрушения, плавали витрины ярко освещенных магазинов. Начинали зажигаться огоньки квартир. Люди приходили с работы, прятались в уютные раковины диванов с газетами и наспех приготовленной едой. За окном оставался растерявшийся, смятенный город, комкавший ритм жизни развалившейся экономикой и обескровленными артериями банков. И Леонидову вдруг стало чертовски приятно, что где-то в маленькой квартирке его тоже ждут вкусный ужин, телевизор и мягкое, уютное женское тело…
…Ляля действительно его ждала. Вкусно пахло едой. ^^ Она уже переоделась в узкие джинсы, плотно обтягивавшие ее литое тело, и яркий трикотажный свитерок. Ее пышные мелированные волосы были стянуты резинкой в задорно торчащий хвостик, глаза подкрашены перед его приходом. В квартире стояла непривычная Леонидову тишина.
Ляля жила в коммунальной квартире. Комнат в ней было две, и неизменная Лялина компания состояла из почти выжившей из ума полуглухой старухи. Можно было, конечно, рассчитывать, что со временем бабка даст дуба и Ляля сможет, предварительно подсуетившись, остаться одна, если бы не многочисленная бабкина родня. И эта родня давно уже начала обхаживать бедную бабульку на предмет составления завещания, но родственников было слишком много, а комната одна. Все они всячески старались помешать друг другу, строили козни, плели невероятные интриги. Бабка колебалась, отдавая предпочтение то одному, то другому, а небольшая двухкомнатная квартирка периодически превращалась в место разборок родственников, отчего Ляля и приходящий к ней Леонидов неизменно страдали. Но сегодня родственнички, похоже, взяли тайм-аут, уставшая от их криков бабулька легла спать, а Леонидов и Ляля могли наконец спокойно насладиться ужином и общением друг с другом.
— Лешик, ты проходи, у меня тут как бы не подгорело.
33 
