35 
— Нет.
— Да что с тобой? Ты чего нервный такой? Меня не хочешь?
— Хочу, — соврал он. — Мне просто не нравится запах этих духов.
— Не нравится так не нравится. Ты вечно критикуешь мой вкус. Можно подумать…
Леонидов понял, что дальнейшее продолжение диалога приведет к ссоре, и быстро снял с Ляли одежду. Когда они оставили друг друга, Ляля вздохнула удовлетворенно, Леонидов— с облегчением, и оба растянулись на кровати, отбросив смятое постельное белье.
— Ляль, я телевизор включу?
— Включай. Там все равно одно и то же, у нас в офисе весь день работает, так смотреть нечего.
— Ну да. Каждый час свежие новости. Мы с тобой живем в уникальное время, можем насладиться зрелищем.
— Мне-то какое до этого дело? Подумаешь, премьера никак не выберут.
— Ну и закроется ваша контора. Что тогда делать будешь?
— Замуж за тебя выйду. Или не прокормишь?
— Прокормлю, если ты оставишь свои дорогие привычки. Они мне не по карману.
— Интересно, что ж это за привычки?
— Тряпки из дорогих магазинов, например. Всякое «нуф-нуф», «гав-гав»: и прочее от кого-то там. Ну и, конечно, «Кензо» и этот дурацкий разноцветный лак для ногтей.
— Дался тебе этот. лак. Вечно ты к нему цепляешься. И никак не пойму, чего ты так взбесился из-за духов. — Она явно пыталась на него рассердиться, а Леонидову было жутко лень сейчас выяснять отношения.
— Ладно, не злись. Просто я по уши увяз в одном деле… Убили одного небедного парня, ну, у него соответствующий круг знакомых, бизнесмены, женщины… И все блудливые бабы, с которыми я общаюсь, пахнут этой дрянью. Может, эти духи и хорошие. Может. Я не спорю. Но у меня вызывают определенные ассоциации. Ты уж не злись, зайчонок. Хорошо?
— Женщины, значит? Хорошо живешь, сыщик. Я, конечно, даже с моими дорогими привычками против них не потяну.
— Брось дуться. Эти бабы того не стоят. Глупая ревность и совершенно не обоснованная.
Леонидов вдруг совершенно отчетливо представил, как после заключения законного брака эта женщина будет предъявлять на него права, звонить на работу и проверять карманы, принюхиваясь к запаху чужих духов от пиджака. И ему захотелось выпрыгнуть из теплой постели и очутиться на улице под мелким холодным дождем. Вместо этого Алексей всего лишь пошел на кухню ставить чайник…
Когда чайник закипел, они уже снова помирились. Ляля, свернувшись клубочком, лежала на его плече и гладила спутанные светлые волосы:
— Леша, тебе хорошо?
— Мне тоже хорошо. — Она поцеловала Леонидова где-то возле уха.
— Щекотно.
— А тут не щекотно? — Ляля ткнулась ему в шею. Алексей заерзал:
— Еще щекотнее.
— А где не щекотно?
— А вот здесь. — Он потянул ее руку вниз.
— Ты что, еще хочешь?
— Нет, я уже сплю.
— А можно с тобой разговаривать?
— Попробуй.
— Я вот лежу, думаю: а где мы будем жить после свадьбы?
— Здесь, наверное.
— Здесь же эта бабка и ее родственнички. Мы свихнемся рано или поздно.
— Тогда у меня.
— А мама?
— Ну и что?
— Может, поменяем вашу квартиру и эту комнату на две однокомнатные квартиры?
— Не получится.
— Ну, надо придумать что-нибудь.
— Придумай.
— Может, твоя мама переедет сюда, а мы с тобой — в вашу двухкомнатную?
— А может, мы твоих сюда переселим, а сами поедем в вашу трехкомнатную? — проснулся Леонидов.
— Что ты несешь? Там отец, мать, сестра. Как они здесь будут?
— Ага, значит, моя мать может здесь жить с полоумной бабкой, а твои нет?
— Твоя же мать все равно одна…
— И поэтому должна отдать нам свою квартиру?
— Значит, ты ничего не хочешь для нас сделать?
— Не хочу.
— Значит, ты просто меня' не любишь?
«Не люблю», — чуть было не ляпнул Алексей, но удержался, хотя вдруг с внезапной ясностью понял, что не представляет свою жизнь рядом с этой женщиной. Он сказал только:
— Не болтай чепухи и ложись спать. Я устал, как собака.
Он отвернулся к стене и, несмотря на гнусное настроение, все же быстро уснул. Ляля немного подождала, что он обернется и начнет мириться, но, заглянув пять минут спустя через его плечо, увидела, что Алексей уже спит. Тогда она натянула на голову одеяло и тихонько заплакала.
…Плакала она оттого, что личная жизнь не устроена, что годы шли, а принц на белом «мерседесе» не появлялся. Объявился скромный работник уголовного розыска, помешанный на своей малооплачиваемой работе и непонятных ей высоких идеалах, да и он ее, Лялю, похоже, не любит. Плакала она оттого, что, видимо, все придется начинать сначала, снова с кем-то знакомиться, переживать период нерешительного ухаживания, проявлять настойчивость, чтобы склонить поклонника к мысли о браке. Но все это еще ничего не значит, потому что в самый последний момент так легко передумать и уйти от женщины, которая поверила в то, что главная задача ее жизни решена. И еще громче хотелось зареветь оттого, что врачи настоятельно советовали ей родить ребенка, чтобы избавиться от жутких болей во время месячных, а рожать так, без мужа, не имея иных средств существования, кроме пособия и скромной родительской пенсии, она не могла себе позволить. Вот и приходилось горько реветь от собственной глупости и неумения удержать мужчину.
35 
