Особенно,... 
61 
— Вы радоваться должны.
— Чему? Лучше в тюрьме сидеть, чем видеть, что дома сейчас творится.
— Это вы так говорите, потому что никогда в тюрьме не были. Что ж, протокол подлинный. У меня вопросов к вам больше нет, вы свободны. Распишитесь, что показания с ваших слов записаны верно. Идите.
— Куда?
— Домой, Андрей Михайлович, домой. К жене, к сыну. Лада Анатольевна за вас очень переживает, мы с ней вчера долго беседовали. Пойдите, объясните все жене. Может, что и склеится.
Елистратов тяжело поднялся со стула.
— Вы действительно думаете, что у меня еще есть семья?
— А это уж вам решать.
У ворот Елистратов завел свою «вольво». Он внял совету Леонидова и поехал домой к Ладе, думая о том, как она его встретит и смогут ли они и дальше жить вместе.
Жена открыла дверь молча. Прошла на кухню, загремела посудой.
— Есть будешь?
— Да, разогрей что-нибудь. Как Лешка?
— Нормально. Ушел заниматься английским.
— В школе все хорошо? "Да.
И тут Андрей натолкнулся взглядом на ее жалобные глаза. Лада поддерживала этот дежурный разговор, явно боясь спросить о главном…
— Не убивал я твоего Серебрякова. Слышишь, не убивал! Никто меня никуда не посадит, я буду кормить семью, как и раньше. Обеспечивать твое благополучие, хотя теперь сам не представляю как.
Лада вцепилась в его плечо, заплакала, размазывая слезы по бледному, постаревшему лицу:
— Андрей, прости. Я с ума сошла. Не знаю, что творю, — и совсем по-детски добавила: — Я больше так не буду.
Он прижал к широкой груди заплаканное дорогое лицо. «Жена, моя жена. Самая родная, самая любимая…» — думал Андрей, гладя тонкие душистые волосы. Легкий цветочный запах, исходивший от них, был все тот же, что и много лет назад, только на виске блестела белая прядь.
— У тебя прядка седая, Лада.
— Я постарела, Андрюша, и теперь уже не самая красивая женщина в этом большом безумном городе. Помнишь, что ты мне раньше говорил?
— Я глупец. Даже когда ты станешь совсем старенькой и у тебя поседеют все волосы, и мне придется кормить тебя с ложечки, ты всегда будешь для меня самой красивой женщиной во всем мире.
Они долго стояли обнявшись возле огромного окна.
— Я никогда не говорила, что очень тебя люблю?
— Не помню.
— Так вот, я не просто очень тебя люблю, я счастлива, что могу тебя так любить. Все, что у меня в жизни было хорошего, — это ты. Жаль, что нужно было пережить весь этот ужас, чтобы понять такую простую и очевидную истину.
— Спасибо. Странно как, ведь все, о чем я только мог мечтать, сбывается именно сейчас, когда я чуть не убил человека, когда разорился… Кстати, знаешь, что я разорился?
— Ну, нам есть где жить, мы можем продать мою машину, твою машину, купить что-нибудь подешевле и, в конце концов, поменять эту квартиру на другую, поменьше. Я могу пойти работать.
— Неужели ты сможешь так жить: бегать с сумками по магазинам, таскать их в руках, приходить поздно вечером с работы, да еще и делать домашние дела?
— Знаешь, Андрей, ты уж слишком меня оберегаешь. Как же живут другие? И я не такая хрупкая и изнеженная, как ты обо мне думаешь, я все смогу. Главное, что со мной будешь ты и Алешка.
— Я всегда буду рядом. Любимая… — Разговор перешел в бессвязный шепот, они тихо говорили друг другу глупые, нежные и бессмысленные слова, и их маленький разрушенный мир снова начинал обретать реальные очертания.
Если в семье Елистратовых разрешились наконец все недоразумения, то Алексей Леонидов пребывал, наоборот, в полном трансе. Алиби Андрея подтвердилось полностью. Действительно, вечером двадцать девятого августа около десяти часов вечера он попал в дорожно-транспортное происшествие, и он никак не мог ожидать Серебрякова на площадке лифта с пистолетом в руке. Дело, которое, казалось, вот-вот должно было раскрыться, провалилось в никуда.
Леонидов сидел, рисуя на бумаге непонятные значки и фигурки, и думал, какую же версию разрабатывать теперь. Мыслей в голове не было, мозг превратился в полость, из которой только что выкачали весь воздух, а новый еще не поступил.
«Сколько ж народу вздохнуло с облегчением, когда тело Александра Серебрякова опустили в гробу на двухметровую глубину и засыпали землей? Да, кто-то постарался избавить народ от неприятностей, но кто? Куда девался злосчастный полупрозрачный пакет? Кто знал, куда направляется Серебряков после работы? Что вообще послужило мотивом? Вопросы, вопросы… И надо начинать все сначала, искать новых врагов, новых должников.
61 
