Последние отзывы

  10  

Молнии и раскаты сменяли друг друга, ветер свирепствовал, но дождя не было. В дрожи скалы под ними эхом отдавались раскаты грома.

Последний удар был столь силен, что и ослепил и оглушил Саймона. Но секунды шли, становились минутами, и вокруг стало тихо. И когда даже ветер словно выдохся и затих, Трегарт осмелился поднять голову.

Отвратительно пахло горелым мясом. Неподалеку, в кустах, разгорался огонь. Но блаженная тишина продолжалась, и женщина выскользнула из его объятий. И снова он почувствовал ее уверенность, к которой примешивалось чувство победы: какая-то крупная игра завершилась триумфом, было видно ее удовлетворение.

Чтобы увидеть, что случилось внизу, нужен был какой-то свет. Неужели эту грозу пережил хоть один преследователь или собака? Отблески красно-оранжевого пламени уже начинали освещать подножие скал. Внизу кучей валялись неподвижные белые тела. На дороге лежала мертвая лошадь, из-под нее высовывалась человеческая рука.

Женщина наклонилась вперед, внимательно огляделась вокруг. И, прежде чем Саймон успел остановить ее, соскользнула вниз. Он последовал за нею, готовый отразить любую атаку, но вокруг были только мертвые тела.

Огонь разгорался, стало тепло, и это было неплохо — она протянула к горящим кустам обе руки. Саймон обошел трупы собак, скорченных и обугленных поразившим их ударом. Потом подошел к лошади, чтобы забрать оружие всадника, и увидел, что впившиеся в жесткую гриву пальцы шевельнулись.

Скорее всего он был смертельно ранен, а после всей этой травли на равнине и в болоте Саймон не испытывал к нему ни малейшего сочувствия. Но и оставлять его, беспомощного, в такой ловушке было нельзя. Собрав все свои силы, Саймон сумел стащить с него мертвую лошадь, и поволок изломанное тело поближе к огню, чтобы понять, кому или чему оказывает помощь.

В напряженном, окровавленном жестком лице не было признаков жизни, но вдавленная падением грудная клетка с трудом вздымалась, иногда раненый стонал. Саймон не встречал еще людей подобной расы. Очень светлые, почти серебристые волосы были коротко подстрижены. Между широких скул высился крючковатый нос — довольно странное сочетание.

На перевязи через плечо болтался помятый теперь рог. Богатые украшения, усыпанные драгоценными камнями, брошь на горле — все свидетельствовало, что это не простой воин. Тяжелые раны делали бессмысленной всякую помощь, и Саймон занялся широким поясом и оружием.

Нож он тут же заткнул себе за пояс, достал из кобуры что-то вроде странного пистолета. У него был ствол, а на рукоятке выступ, который мог служить только спусковым крючком. Взвесив оружие на руке, он заметил, что рукоятка неудобна и сбалансировано оружие непривычно для него.

Когда он потянулся к тонкому цилиндру, белая рука из-за плеча, опередив его, выхватила тонкий стержень из пояса.

Охотник шевельнулся, словно ошеломленный мозг его ощутил только это легкое прикосновение, а не грубые рывки Саймона. Медленно открылись свирепые глаза, и не было в них света, разве что тусклый огонек, таящийся во тьме звериного взора. И что-то в этих глазах заставило Саймона отшатнуться.

Ему приходилось встречать и весьма опасных людей, которые активно желали его смерти и по-деловому подходили к этому несложному, на их взгляд, процессу. Но этот человек ненавидел их обоих даже перед смертью. И никогда раньше не встречал Саймон столь жгучей ненависти, что клубилась в зеленых глазах на изувеченном лице.

И тут Саймон понял, что глаза эти глядели не на него. Раненый смотрел на женщину, она стояла рядом, чуть скособочившись — оберегая поврежденную лодыжку, и вертела в руках стержень, который только что извлекла из-за пояса. По выражению ее лица Саймон силился понять причину пламенной истребляющей ярости, с какой взирал на нее раненый.

Она спокойно и бесстрастно глядела вниз. Рот поверженного дернулся, искривился. С явным усилием приподняв голову — все тело его сотряслось при этом, — он плюнул в ее сторону. А потом его голова стукнулась о дорогу, словно в этот последний жест отвращения ушли все его силы. Освещенное отблесками угасающего огня лицо его внезапно стало странно спокойным, рот открылся. Саймону не нужно было объяснять, что и этот отчаянный жест и откинувшаяся голова означали смерть.

— Ализон… — женщина тщательно выговаривала слово, переводя глаза то на Саймона, то на тело. Нагнувшись, она прикоснулась к эмблеме на куртке мертвеца и повторила: — Ализон.

  10