очень нудно 
30 
Ремизов снова заскрипел зубами, на сей раз мысленно.
Впрочем, упоминание о милиции мигом остудило его пыл и направило мысли в новое, более конструктивное русло.
Связываться с милицией Виктору Павловичу по вполне понятным причинам не хотелось. Телефонное хулиганство – чепуха, за которую при самом неудачном стечении обстоятельств могут разве что впаять небольшой штраф.
Но, обнаружив связь между Виктором Ремизовым и скончавшимся при сомнительных обстоятельствах Байрачным, менты могут вцепиться в него мертвой хваткой, и тогда дело кончится скверно.
Связь с Байрачным… Об этой связи знал Жуковицкий; у него же была икона, от которой он собирался избавиться в ближайшие несколько дней. Следовательно…
– Простите, Лев Григорьевич, – сказал Ремизов, подпустив в голос побольше искреннего раскаяния. – Что-то я, в самом деле… Извините, бес попутал. В церковь, говорите? Так это же совершенно меняет дело! Я-то думал, что вы просто облапошили старика, а он, как ни крути, мой учитель. Да-да, когда-то мы были с ним близки. Я его уговаривал передать икону государству или хотя бы попам, а он, верно, что-то не правильно понял. Знаете, с больными это случается – весь мир против них, все только и ждут их смерти, чтобы поделить имущество, и так далее. Обычная паранойя умирающего, не дай бог нам с вами дожить до такого.
– Да уж" – довольно кисло согласился Жуковицкий.
– Значит, он выбрал вас, – продолжал Виктор Павлович. – Что ж, в конце концов, безразлично, кто именно сделает то, что давно нужно было сделать. К тому же вы гораздо опытнее меня, и у вас это получится лучше. Пожалуй, я должен вас благодарить за то, что вы избавили меня от этой обузы. Теперь моя совесть спокойна. Еще раз прошу прощения за то, что сгоряча наговорил вам разной неприятной чепухи. Надеюсь, это не повлияет на наши дальнейшие отношения?
– Не повлияет, – сказал Жуковицкий, – если ты не станешь путаться у меня под ногами в этом деле с иконой.
– Вы все-таки обиделись! Зря. Я нахамил, конечно, но ведь вы же должны понимать, что это было сделано из самых лучших побуждений! Простите еще раз. Я умолкаю. Считайте, что я временно умер. Захотите, чтобы ожил, – позвоните сами, идет? Ну что вы, в самом деле, нельзя же так! Ну, повздорили и помирились, дело-то житейское! К тому же это никакое не дело, а одно сплошное недоразумение… А, Лев Григорьевич?
– Хорошо, хорошо, – буркнул антиквар. – Ты закончил? Извини, но мне действительно нужно работать.
– Конечно-конечно, – быстро сказал Ремизов. – Простите великодушно, не смею больше отвлекать. Всего вам наилучшего.
Он прервал связь нажатием кнопки, рассеянно стряхнул с коленей насыпавшийся на них пепел и затянулся сигаретой. Солнце било в окошко, постепенно накаляя салон, но Ремизов не спешил запускать двигатель. Он выбросил окурок, снова закурил, сделал скупой глоток из фляги и задумчиво потер переносицу под дужкой темных очков. Ситуация складывалась острая. Даже если Жуковицкий ему поверил, в чем Виктор Павлович сомневался, то, услышав о смерти Байрачного, антиквар непременно свяжет это событие с именем Виктора Ремизова. Он задумается, каким образом Ремизов узнал о передаче иконы буквально через два часа после этого события, и наверняка заинтересуется этой странной последовательностью: передача иконы – смерть Байрачного – звонок Ремизова. Жуковицкий умен, как все евреи, и обязательно догадается, что в этой цепочке недостает, как минимум, одного звена, а именно беседы Ремизова с Байрачным. Да, антиквар представлял собой серьезную угрозу, даже если сбросить со счетов икону.
Ремизов понял, что выбор у него невелик, и принялся копаться в памяти мобильного телефона, отыскивая номер друга своей юности Александра Аверкина.
Глава 4
Валерий Бондарев открыл заднюю дверцу своего пожилого «жигуленка», и Шайтан без приглашения запрыгнул на сиденье. Он предпочитал ездить спереди, на «хозяйском» месте, откуда была лучше видна дорога, но по молодости лет частенько забывался и принимался валять дурака – то клал Валерию голову на плечо, то вдруг начинал толкать лапой руль, внося свою лепту в управление автомобилем, а то и вовсе лез обниматься посреди оживленной трассы, на скорости восемьдесят километров в час.
– Молодец, – похвалил его Валерий. – Вот тут и сиди, безобразник. Место, понял? Это твое место.
Шайтан коротко проскулил, выражая свое несогласие, но больше спорить не стал, зная, что это бесполезно. В знак протеста он вытянулся на сиденье и положил морду на лапы, выставив на обозрение Валерия заросший густой черной шерстью зад. Эта второстепенная часть тела, сама по себе начисто лишенная мимики, сейчас каким-то непонятным Валерию образом выражала обиду.
30 
