очень нудно 
32 
Заперев собаку, он вернулся в машину и через полчаса уже въезжал в гостеприимно распахнутые ворота, за которыми располагалась довольно обширная территория родного ЧОПа. Территория эта представляла собой в основном стоянку для автомобилей и малый тренировочный полигон, где охранники оттачивали приемы рукопашного боя, упражнялись с холодным оружием и потели на полосе препятствий, поддерживая себя в приличной физической форме. Сан Саныч подходил к делу серьезно, и нареканий на работу сотрудников ЧОПа «Кираса» до сих пор не поступало – по крайней мере, Валерию о подобных случаях слышать как-то не доводилось.
Здороваясь со знакомыми, Бондарев прошел в кабинет шефа.
Сан Саныч ждал его, сидя за своим просторным, девственно чистым столом и рассеянно играя клавишами компьютерной мыши. Большой жидкокристаллический монитор, установленный так, чтобы посетитель не мог видеть экран, отбрасывал на его лицо и гладко выбритый череп переменчивые цветные блики. Лицо у Сан Саныча было твердое, будто из камня вытесанное, напрочь лишенное не только растительности, но и возраста, на макушке виднелся извилистый шрам, оставленный, как было доподлинно известно всем сотрудникам «Кирасы», осколком разорвавшейся поблизости гранаты.
Одевался Сан Саныч всегда одинаково – в линялые голубые джинсы, высокие армейские ботинки на толстой рубчатой подошве и растянутый свитер без воротника, хотя от подчиненных своих требовал, чтобы они постоянно были при параде – темный костюмчик, белая рубашечка, галстучек, модельные туфли, носовой платок и идеально вычищенный ствол. На столе, близ левой руки руководителя «Кирасы», стояла ностальгического вида пепельница, представлявшая собой обрезанную снарядную гильзу; в пепельнице дымился длинный окурок, потихоньку превращаясь в кривой столбик серовато-белого пепла.
– Садись, – вместо приветствия сказал шеф, не отрывая взгляда от монитора. – Рассказывай, что там у тебя за пожар.
Произнося слова, он почти не шевелил губами, а остальные лицевые мускулы и вовсе оставались неподвижными, как будто не принимали ни малейшего участия в сложном процессе формирования звуков. Эта его манера казалась Бондареву очень странной – до тех пор, пока кто-то по дружбе не объяснил ему, что на лице у Саныча, которого подчиненные за глаза звали попросту Фантомасом, давно не осталось живого места – – сплошь чужая, пересаженная кожа. Это Бондарев понять мог, поскольку ему самому доводилось гореть и он не понаслышке знал, что такое ожоги третьей степени.
– Да пожара особого нет, – признался Валерий, присаживаясь в кресло для посетителей. – Просто на днях встретил сослуживца. Он сейчас вроде как без работы, а у нас, я знаю, есть парочка вакантных мест.
– Это факт, – продолжая мягко пощелкивать клавишами, согласился шеф. – Но ты ведь знаешь, что наши вакансии не для любого-всякого. Сослуживец, говоришь?
Это что же, голубой берет? «С небес слетает он, как ангел, зато дерется он, как черт…»
Последняя фраза прозвучала с легким оттенком презрения, поскольку Сан Саныч служил в спецназе, берет имел краповый и на десантников посматривал, мягко говоря, сверху вниз. Валерий ни разу не видел своего шефа в деле, но очевидцы рассказывали о нем удивительные вещи, да и гладкие бугры мышц, тут и там выпиравшие из-под растянутого свитера, внушали невольное уважение.
– Два раза прошел Чечню, совсем как вы, – сказал Бондарев. – Любому из наших десять очков вперед даст – ну, кроме вас, конечно.
– Э, – сказал Сан Саныч, – так он же старик! Лет сорок, наверное, да?
– Около того, – вздохнул Бондарев.
– Тогда о чем мы говорим? Тебе известны наши требования. Понимаю твое желание помочь однополчанину, однако работа есть работа. В нашей конторе только два старика – я да наш бухгалтер. Надеюсь, ты ему ничего твердо не обещал?
– Обещал поговорить с вами, – вздохнул Бондарев.
– Ну, это обещание ты выполнил. Зря старался, конечно, но зато совесть твоя теперь чиста. Это, брат, главное дело – чистая совесть. Сам погибай, а товарища выручай, верно? Да ты не морщись, я серьезно. Если бы ты фронтовому другу не попытался помочь, я бы тебя, Бондарь, уважать перестал. Мало ли что это заведомая безнадега! Ведь бывают же чудеса. Если бы наши кореша когда-то свои шкуры берегли, мы бы с тобой, Бондарь, давно сгорели, как поленья, – ты на одной дороге, я на другой… Однако сейчас не война, и возраст есть возраст…
32 
