очень нудно 
109 
Валерий посмотрел на часы и принял твердое решение: если ничего не произойдет в течение девяноста минут, придется что-то предпринять. Например, бросить в ворота камень и посмотреть, что из этого выйдет. Или отловить какого-нибудь пацана из местных, дать ему пятерку и попросить постучаться в калитку. А что, чем плохо? Пускай спросит, дома ли его папа, Виктор Андреевич Майков. Если дадут по шее – значит, папа жив и здоров. А если удивятся и скажут, что такой здесь больше не живет, тогда… Тогда хорошо.
Просто отлично!
Он засек время и стал ждать. Минуты тянулись мучительно медленно, но полтора часа почему-то истекли до неприличия быстро. Валерий всесторонне обдумал этот парадокс и решил для верности выждать еще полчасика. Когда и этот срок вышел, он понял, что ждать больше нечего: нужно было либо что-то делать, либо уходить отсюда к чертовой матери. Что толку торчать в кустах, как путало? За этим, что ли, он сюда приехал?
Валерий решительно поднялся с земли, раздвинул кусты и шагнул на дорогу. При этом он чуть было не упал, наступив на развязавшийся шнурок. Выругавшись сквозь зубы, он присел на колено и стал приводить свою обувь в порядок.
Шнурок, как и следовало ожидать, лопнул, и его пришлось связывать. Занимаясь этим, Валерий услышал какой-то шум и, подняв голову, увидел прямо напротив себя распахнутые настежь ворота и выезжающий из них знакомый серебристый джип.
Машина вывернула на дорогу, сверкнув гладкими серебристыми бортами и ярким хромом наружной отделки, газанула и с мягким приглушенным рычанием укатила в сторону Москвы даже раньше, чем Валерий успел по-настоящему испугаться. Ворота закрылись, и Валерий остался на дороге один.
Закончив возиться со шнурком, он встал и некоторое время, блестя стеклами очков, смотрел вслед уехавшему джипу.
Все-таки папа Май как-то ухитрился выкрутиться, договориться со своим жутким соседом, и это обстоятельство неожиданно больно задело самолюбие Валерия Лукьянова. Как же так? Что же он, выходит, зря старался?
Такое положение вещей было просто недопустимо и нуждалось в немедленной корректировке. Валерий понятия не имел, каким образом он станет эту корректировку проводить, но точно знал одно: спать нынешней ночью ему опять не придется.
* * *
– А жалко Хобота, – неожиданно сказал Простатит, откидываясь на спинку кресла. – Нормальный был пацан. Помнишь, Андреич, как мы в девяностом все вместе на Рижском дань собирали?
Майков нарочито медленно положил на стол карты рубашкой вверх и посмотрел на Простатита, как на внезапно заговоривший стул. Он не любил, когда его охранники принимались вспоминать былые веселые деньки, потому что они были не только и не столько охранниками, сколько друзьями его лихой бесшабашной юности – и громоздкий добродушный Простатит, и болтливый Рыба, и даже отмороженный Хобот со своей справкой. Когда-то они действительно начинали вместе – вместе трясли торгашей на рынке, вместе доили транзитников на дорогах братской Польши, вместе перепродавали угнанные тачки. Были они тогда совсем молодые, сопливые, и верховодил у них поначалу именно Хобот, потому что в те блаженной памяти времена на первом месте был не ум, как теперь, а тупая носорожья наглость, которой Хоботу было не занимать. Но времена менялись, и Майков, который сначала был просто Маем, постепенно превратился в папу Мая, а потом и вовсе в Виктора Андреевича, главу солидной фирмы, отца и благодетеля. А Хобот, Рыба и Простатит так и остались Хоботом, Рыбой и Простатитом – то есть, попросту говоря, обыкновенными быками. О старой дружбе они теперь вспоминали редко, а вслух о ней не говорили вообще – что было, то было. Раньше было так, а теперь – этак…
– Помню, – сказал Майков и снова взял со стола карты. – И почему нам пришлось с Рижского сваливать, тоже помню.
– Точно, – сказал Рыба. – Хобот тогда мента на пику посадил. Еле-еле ноги унесли… Карту?
Майков бросил взгляд на свои карты, задумчиво пожевал губами и сделал маленький глоток из низкого квадратного стакана.
– Ну, давай, что ли, – нерешительно сказал он. – А Хобот просто получил то, на что всю жизнь нарывался.
Рыба точным, отработанным движением сдал ему карту с верха колоды. Простатит тяжело завозился в кресле, скрипя кожаной обивкой.
– А я не верю, что это Хобот у Алфавита дерево стырил, – упрямо сказал он. – Не вяжется это – Хобот и какие-то там деревья.
– Перебор, – сказал Майков и раздраженно бросил карты на стол. – Вот дерьмо!
109 
