Глава шестая

Папа Май, обзаведясь собственным, вполне легальным и законным, как дыхание, бизнесом, волей-неволей остепенился, но считал полезным для себя поддерживать кое-какие из старых связей. Как известно, живя в государстве Российском, от сумы да от тюрьмы не зарекаются, и плох тот бизнесмен, который не может на должном уровне перетереть базар с реальными пацанами и не имеет знакомых в официальных кругах – в суде, в прокуратуре, в милиции. Папа Май такие связи имел; в частности, был у него один знакомый на Петровке, к услугам которого, слава богу, папе Маю приходилось прибегать все реже и реже. За последний год такого вообще не случалось ни разу – к обоюдному удовольствию, надо сказать. Папе Маю был очень приятен тот факт, что Петровка наконец-то перестала интересоваться его колоритной фигурой, а его знакомый оперсос, кажется, тоже не мог опомниться от радости: стукачество – вещь рискованная, и, если бы его замели за этим малопочтенным занятием, мало бы ему не показалось.

Эта обоюдная радость послужила отличной основой для ровных, приятельских взаимоотношений. Папа Май убедился в этом, неожиданно столкнувшись со знакомым оперсосом в кафе, куда заскочил перехватить чего-нибудь на скорую руку, и испытав при встрече с ним неожиданно теплое чувство, чуть ли не восторг, как будто встретил друга детства.

Они с большим удовольствием раздавили на двоих бутылочку коньяка, поболтали о пустяках и расстались, довольные друг другом. Папа Май предложил оперсосу денег – просто так, на всякий случай. Тот деньги не взял – тоже, надо полагать, на всякий случай. Это, опять же, было хорошо: папа Май сохранил свои бабки, а опер с Петровки – свою чистую совесть, или, вернее, то, что от нее еще осталось. Как говорится, на развод…

Болтали они, как уже было сказано, о пустяках. Но абсолютных пустяков не бывает. Все в этом мире относительно, и то, что кому-то кажется пустяком, не стоящей выеденного яйца мелочью, для кого-то может составлять весь смысл существования. Папа Май осознал эту простую истину, сидя на заднем сиденье своего джипа, куря облегченную сигарету с двойным фильтром и рассеянно разглядывая стриженый затылок сидевшего за рулем Рыбы. Выпитый коньяк плескался у него в желудке, распространяя по всему телу приятное тепло, как будто папа Май проглотил электрическую грелку; дым тонкой извилистой струйкой тек с тлеющего кончика сигареты и убегал в приоткрытое на два пальца окно, добавляя малую толику к синеватому облаку смога, висевшему над городом; в динамиках квадрофонической системы бренчал, звенел, хрипел и завывал Розенбаум, любимый певец папы Мая, – словом, все было хорошо, все было в кайф, и вот тут-то папу Мая и осенило.

– Рыба, – сказал он негромко, как следует все обмозговав, – давай-ка домой. Только не сразу домой, а сначала к Ал. – К Букрееву, в общем.

– А в офис? – удивился Рыба.

Майков не поленился привстать и ощутимо ткнул разговорчивого водителя кулаком в затылок. Затылок у Рыбы был круглый, упругий и колючий, как платяная щетка.

– Ну, чего? – проныл Рыба, втянув голову в плечи.

– Ты когда уразумеешь, что, если я сказал «домой», значит, надо ехать домой, а не устраивать тут думские дебаты? До тебя когда дойдет, баран ты пучеглазый, что ты не советник, не визирь и не заместитель мой, а просто водило?

Вот выгоню на хрен, будешь пьяным лохам в такси объяснять, куда им лучше ехать – на вокзал или сразу в вытрезвитель…

– Ну вот, – пробормотал Рыба, – чуть что, сразу «выгоню, выгоню»… Чего я сделал-то? Ты же сам в офис собирался. Если бы ты забыл, а я тебе не напомнил, ты же потом меня за яйца повесил бы.

– Не «ты», а «вы», – остывая, сказал Майков. Рыба был прав, да и настроение у Майкова сейчас было не то, чтобы тратить время на перебранку с водителем. – Будешь хамить – так и сделаю. Сначала за яйца повешу, а уж потом выгоню. Планы у меня изменились, понял? Надо мне с Букреевым срочно повидаться.

– Ты смотри, Андреич, – не удержался от очередного совета болтливый, как все водители, Рыба, – поосторожнее с ним. Алфавит – мужчина конкретный. Схавает тебя вместе с твоей фирмой и даже не подавится. Не люблю я этих блатных. Знаешь, на кого они похожи? На динозавров. Не понимают, что их время давно прошло, и все пыжатся, все перьями вертят, волынами во все стороны тычут: мы, мол, в законе, а вы зато говно, беспредельщики, вам всем бубну надо выбить. Я в следственном изоляторе на них насмотрелся! Тупые, наглые, ни хрена не понимают и понимать не хотят… Короли, блин! Рассядется такая вот гнида на шконке и командует: ты, фраерок, парашу вынеси, ты пол подмети, ты песню пой, а ты танцы танцуй. А я спать буду…

  57