Последние отзывы

  38  

Сыну гланды вырезают, Лена в палате ждет и носом хлюпает – два балла. Кошелек в транспорте вытащили – три затяжных балла.

Настя в маму пошла, тоже любительница всплакнуть. Когда была маленькой, коленку поранит – ревет сиреной. Мама ее зеленкой мажет, утешает и сама начинает плакать. Годовалый Петька некоторое время, на них глядя, куксился, а потом тоже в хор вступал. Все вместе шесть баллов обеспечили. Володя мог терпеть до пяти баллов, более не выдерживал.

Брал пальто и со словами: «Пошел за мороженым! Чтобы к моему возвращению всю сырость убрали!» – уходил из дому.

Раз в месяц, перед критическими днями, плакательная способность Лены обострялась.

Могла пустить слезу в самый неподходящий момент. Сидят в компании, рассказывают анекдоты, народ вповалку от смеха, а Лена вдруг пускает слезу. «Ты чего?» – все удивляются. «Очень смешно, – отвечает. – Но я подумала, как переживает этот муж, вернувшийся из командировки!»

Лена никогда не считала слезы оружием против обидчиков. Со своим недостатком всю жизнь боролась, но безуспешно. Какое же это оружие, если в плаче она неприглядно смотрится: лицо красное, словно приплюснутое к стеклу, а звуки, которые издает, похожи на визг собачонки, прищемленной дверью.

В последнее время Лена перевыполнила все нормы по слезам, несколько литров выдала на-гора. Но запасы были неисчерпаемы, как хляби небесные.

Она стояла у стены, прижавшись к ней спиной, и безутешно рыдала во весь голос. По сейсмической шкале – землетрясение большой мощи, стрелка на максимуме.

Не привыкший к женским слезам Гена и даже опытный Володя растерялись и оторопело застыли. Что может вызвать подобную бурю, если никто из родных не умер? Только близкий конец света. Ленке стало известно о начавшейся атомной войне? Мы несем большие потери? Гена невольно бросил взгляд на выключенный телевизор. Володя, к его чести, не подумал, что причиной рыданий могут быть проблемы с любовником. Он искренне испугался за Лену. После таких эмоциональных перегрузок она может запросто помереть или тронуться умом. Вместе с ним!

«А-а-а!! О-о-о!! Ы-ы-ы!!» – голосила Лена.

И ей почему-то казалось, что плачет она сейчас красиво. Нос и веки не краснеют и не распухают безобразно, и голос у нее громкий, наполненный, грудной, точно у оперной певицы.

В комнату заглянула соседка. Лена на секунду замолчала – делала глубокий вдох.

– Изнасиловали? – деловито осведомилась участливая старушка, кивая на Лену. – Ишь, как растрепали всю, волосья дыбом! Говорят, у нас по подъездам насильник шастает. Я вечером не выхожу.

Лене и самой не нравилась ее прическа. Но выглядеть изнасилованной!

– Не-не-не-нет! – тонко заблеяла она и отрицательно покачала головой.

Володя и Гена, после слов соседки вмиг ожесточившиеся, расслабились, но ненадолго.

Лена продолжала арию талантливой плакальщицы. Она вспомнила, что Гена, когда открыл дверь, не узнал ее, принял за другую. За Володину любовницу?

Пришло второе дыхание, и рыдания вновь зазвучали мощно и трагично.

Друзья опомнились, стали отдирать Лену от стены и усаживать на стул. Она подчинилась. Сотрясаемая конвульсиями, продолжала эксплуатировать нежданно открывшееся сопрано: «О-о-о!! У-у-у!!»

Сидя захватывать воздух было труднее, и плач, к сожалению, уже не получался оперно красивым.

Володя и Гена суетились, предлагали ей воду, носовые платки, пытались говорить слова утешения. Но их не было слышно, потому что звуки, извергаемые Леной, были на две октавы выше.

– Да обними ты ее, осел! – крикнул Гена Володе. – Больше не могу слышать, сейчас сам начну рыдать.

Не дожидаясь действий друга, Гена подскочил к его жене, обнял ее за плечи и затряс, укачивая.

– Спокойно! Ленка, ты что? Мы победим! Не бойся!

– Отлипни! – Володя грубо оттолкнул Гену и прижал Ленину голову к своему животу. Гладил ее, приговаривая:

– Ну, все, все, успокойся! Ну перестань, маленькая, я с тобой!

Лена постаралась взять себя в руки. На место рыданий заступила икота. Плач был бурным, но икота по мощности не уступала. Каждый «ик!» ударом тока сотрясал Лену, передавался Володе. У него клацали зубы, и он даже прикусил язык, обращаясь к Гене:

– Чайник!

– Сам ты чайник! – обиделся Гена.

– Чайник... уй! поставь!

Гена рванул на кухню. Володя предусмотрительно держал рот открытым.

Частота Лениных иканий замедлилась, но сила сохранилась. Если в рыданиях была драматическая прелесть, то в икании она напрочь отсутствовала. Хуже того, судорожные визгливые «ик!» после каждой попытки сказать слово превращали трагедию в комедию.

  38