– Но я все это время не решался спросить, – наконец собрался с духом Креол. – Почему?
– Что почему?
– Почему ты это сделал? Ведь это было… глупостью! Мы спаслись только милостью богов и твоими крепкими мышцами!
– И еще тем, что ты, как дурак, выучил заклинание, которое тебе не положено было знать! – сверкнул белоснежными зубами Шамшуддин.
– И этим тоже. Но все-таки – почему? Мы спаслись чудом. Но если бы ты бросил меня, то в одиночку спасся бы легко и быстро! Я не стал бы тащить тебя и не хотел, чтобы ты тащил меня. Это же было глупо! Нерационально! Бессмысленно!
– Э, брат, не всегда надо мерить поступки рациональностью, – посерьезнел Шамшуддин. – Мой отец тоже меня кое-чему научил… Помнишь, он был рабом-кушитом, он думал немного не так, как думают подданные нашего императора… И он не раз говорил мне: человек, бросивший друга в беде, подобен обезьяне, мочащейся на собственную пищу.
Креол несколько минут молчал, обдумывая услышанное. А потом угрюмо вымолвил:
– Я запомню.
Он запомнил.
Глава 7
На Ларию опустилась ночь. Коцебу, почти сутки бороздивший небесные просторы, приблизился к замку Ставараф, что на берегу озера Шуэнь. Слово «Ставараф» происходит от двух других: «ставо» – граница, и «арафар» – север. Эта цитадель и прилегающая к ней деревня – самое северное поселение во всей Ларии, дальше начинаются полуостров Ингар и Сталибы, промерзлая горная цепь. Племена, населяющие Ингар, куда примитивнее ларийцев и рокушцев – это кочевники, пасущие мамонтов на берегах Ледового океана и Змеиного моря. А те, что живут на восточной оконечности полуострова, даже для этого слишком дики – они мамонтов не пасут, а охотятся на них. Горцы Сталибов тоже не слишком развиты – они разделены на великое множество крошечных родовых кланов и занимаются почти исключительно междоусобной резней.
Самые западные ингарцы, населяющие полуостров Тихи, формально считаются подданными Ларии – их земли входят в состав этого королевства. Но они от этого примерно в таком же восторге, в каком были шотландцы от завоевателей-англичан. Наиболее гордые и независимые ингарцы давно ушли восточнее – в тундру, воевать с охотниками на мамонтов. Остальные же пока что тихо сидят на суровой земле Северной Ларии и точат зубы на ненавистных южан.
– Леди Ванесса, я вижу замок, – тихо доложил лод Гвэйдеон, глядя в бинокль. – Он весьма хорошо укреплен, даже большому войску пришлось бы осаждать его не один день…
– Хой, отец, зачем осаждать?! – фыркнул Логмир. – У нас есть летучая хибара! Глянь, с той стороны какой удобный приступочек…
Ванесса тоже приложила к глазам бинокль и согласилась с Логмиром – в том месте действительно можно было очень удобно причалить. Нечто вроде огромной плоской лоджии, обрамленной аркадами и огражденной парапетом и балюстрадами. Будь они на Земле, она бы приняла это за вертолетную площадку. А вот зачем это понадобилось строить на Рари…
– Возможно, эта лоджия предназначена для выступлений перед народом? – предположил лод Гвэйдеон. – Некоторые короли на Каабаре устраивают нечто подобное в своих дворцах…
– Отец, ты что, черешню съел[22]? – насмешливо хмыкнул Логмир. – Ты глянь на этот замок, а там уж говори!
Лод Гвэйдеон опустил глаза ниже и сконфуженно развел руками. Его предположение могло оказаться верным только в том случае, если хозяин этого замка любил выступать перед рыбами. Огромная лоджия выходила прямо на озеро, но даже над ним возвышалась на добрую сотню метров.
Сам же замок Ставараф действительно выглядел совершенно неприступным. Он вздымался на сто десять метров, стоя на крутом холме, окруженном глубоким рвом. С трех сторон его опоясывал высокий частокол, а дальше начиналась крепостная стена. Донжон имел цилиндрическую форму, и ни одного окна – лишь крестовидные бойницы. Вертикальная поперечина – для луков, горизонтальная – для арбалетов. Конечно, ими давно никто не пользовался – ларийцы вот уже три с половиной века окончательно перешли на мушкеты и пистоли.
То, что снизу в этот замок не попадешь, понятно было без слов. С высоты парящего коцебу хорошо можно было разглядеть многочисленную стражу, расположившуюся во внутреннем дворе. Даже сейчас, в глухую ночь, очень многие бодрствовали – жгли костры, громко распевали песни… Жареным мясом с духовитыми специями пахло так, что донеслось даже до коцебу.