Последние отзывы

  3  

Скорость — ничто, потому что он ее не ощущал.

И вместе с тем скорость — это все, ибо она вынесла ему приговор. И стоило ему осмыслить это, как тотчас разум попытался оградить себя, воздвигнуть стену между собой и страшной действительностью.

Но перестать думать об этом было уже невозможно.

Ему вынесен смертный приговор. На это глаза не закроешь. Когда он впервые все осознал, когда малейшие сомнения в серьезности положения исчезли, он прогнал страх, змеей заползавший в сознание. Он прогнал страх, потому что уже ничего не мог сделать для своего спасения. Он испробовал все, но ничего не вышло. Следовательно, страшиться больше нечего. Обостренное ощущение опасности и способность мгновенно реагировать на нее, не раз спасавшие ему жизнь, теперь не нужны ему.

Теперь он испытывал только чувство тоски, а порой горькой обиды. Но не страха. Он был мужественным человеком, он понял это давным-давно, когда узнал, что нет такого человека, который бы не ведал страха в полете. Ни один летчик — испытатель, ни один военный летчик не отрывался от земли без чувства страха. Но мужество помогало подавлять страх, использовало его для обострения чувств и наделяло человека звериным проворством. Постепенно со страхом свыкаешься, принимаешь его как должное, ухитряешься превращать его в свое преимущество. Когда грозит гибель, в крови немедленно повышается содержание адреналина. Страх открывает клапаны, обостряет реакции, и тогда инстинкт и выучка управляют движениями человека, не дожидаясь, пока их подскажет разум.

А теперь все это не стоит ни черта. Раз уж ничего не поделаешь, надо… смириться. Он не герой. Он реалист.

Вот суток через двое он станет героем. Превратится в мученика, первую жертву космоса, первого космонавта, не вернувшегося на Землю, породившую его.

Будут речи. При этой мысли он не мог сдержать усмешки. Чиновники из НАСА разразятся десятками речей. Не отстанут и сенаторы с конгрессменами. По всей стране в сотнях клубов дамы будут хлюпать в платочки, редакторы газет — превозносить его до небес, а друзья — зло чертыхаться… Спасибо что хоть ему самому не доведется выслушивать весь этот поток болтовни, который прорвется дня через два.

Приговор вынесен… Но чем? Оборвался проводник? Вышло из строя реле? Попала вода на клемму? Или случилось невероятное совпадение — сразу несколько мелких, незначительных повреждений? Мелких, незначительных по отдельности, но вместе гибельных? Он не знал, не знал, что отказало, он отдал бы все, чтобы знать…

Позади, всего в десяти — пятнадцати сантиметрах от спины, отделенный толстой стенкой теплоизоляции и щитом из стекловолокна, находился обтекаемый кожух с тремя выступами. Там были тормозные двигатели с твердым ракетным топливом — его обратный билет из космического путешествия. Три металлические скобы плотно прижимали тормозной кожух к округлой поверхности теплозащитного экрана. От батарей через переключатели, контакты и реле шла сеть проводов. За приборной доской, всего в полуметре от его лица, находились тумблеры включения. Были и автоматические пусковые рубильники, приводимые в действие реле времени. Был и аварийный ручной включатель дублирующей системы зажигания. Была и другая дублирующая цепь зажигания, управляемая по радио с далекой Земли.

В этом кожухе, прикрепленном к основанию капсулы «Меркурий», размещалось три небольших ракетных двигателя размером не больше баскетбольного мяча. В каждом из них было точно по двадцати одному килограмму твердого топлива. Он знал — перед установкой на капсулу каждый двигатель испытывали и проверяли сотни раз. Каждый просвечивали рентгеном, исследовали на вибростенде, сбрасывали с высоты, проверяли на влажность, опрыскивали соляным раствором, подвергали искусственному старению и десяткам других испытаний. Двигатели не могли подвести.

Эти двигатели нужны были только для того, чтобы чуть-чуть уменьшить огромную скорость движения капсулы по орбите. Всего десять секунд должен работать каждый из них, развивая тормозную тягу в четыреста пятьдесят килограммов. Полторы тысячи килограммов бушующего огня должны были уменьшить скорость примерно на пятьсот километров в час. Не так уж много, всего одна пятая скорости реактивных самолетов, на которых он летал столько лет, но вполне достаточно, чтобы начать плавное снижение в это толстое, пыльное, изумительное покрывало из воздуха, облекавшее поверхность Земли.

  3