Особенно,... 
52 
— Т-ты, н-н-негодяй! — проскрипел Пруэтт сквозь стиснутые зубы. — Ты, в-волосатый п-па… о — ох!.. павиан, почему не предупредил меня?
В наушниках затрещал голос Вителло:
— Отдохни, ученичок, позабавься, потом расскажешь мамочке, какое удовольствие ее ожидает. Ха-ха!
Казалось, ротор, как живой, с каким-то дьявольским наслаждением продолжал вертеть и вертеть Пруэтта. Тот даже застонал. Ему казалось, что все части его тела, испугавшись этой противоестественной трепки, стремятся оторваться и улететь куда-то — каждая сама по себе. Он буквально чувствовал, как бешено болтались внутри его тела все жидкости. А откуда-то издалека в наушниках звучал голос Вителло, который весело напевал что-то вроде частушки о космонавтах, отправляющихся в свой первый полет в стиральной машине.
Пруэтт с облегчением вздохнул, когда ротор с жалобным стоном остановился. Он лежал, обмякший, как тюфяк, когда Вителло из рубки управления прошел к нему по узкому мостику, облокотился на кресло и улыбнулся.
— Эй, Джо, — пробормотал Пруэтт, давясь от тошноты.
— Да?
— Я только что — кхэ! — получил телеграмму. От мамочки.
— Да ну?
— Ага. Она просила — о-о-ох! — передать тебе привет и еще просила хорошенько присмотреть за ее — кхэ! — ребеночком.
Вителло загрохотал.
— О'кей, о'кей, Дик, — сказал он, перестав смеяться. — Оставайся в кресле и отдохни малость. Следующее упражнение у нас называется «водопад», и я хочу быть уверенным, что ты готов встретить силы, которые обрушатся на тебя. Запомни, они способны на любые подлости, это серьезно. Если будешь настороже, я уверен, ты с ними сладишь.
— Мне сейчас зеленеть или подождать?
— Подожди, подожди, успеешь. Пока заткнись и слушай. Мы дадим тебе все три движения одновременно. Это будет вращение в самом полном смысле этого слова. И я вовсе не хочу, чтобы ты чересчур геройствовал.
Пруэтт взглянул на Вителло.
— Да, да, я не шучу, — подтвердил Вителло. — Можешь опасно повредить вестибулярный аппарат, когда тебя начнет вертеть во всех трех направлениях со скоростью тридцать оборотов в минуту. У тебя может быть самая незаметная легкая простуда, но если она затронула уши — тогда держись! Твой котелок начнет мутиться, как в штопоре. Если это случится, дай мне знать. Вякни в микрофон: «Помогите!» или что-нибудь в этом роде, и мы попридержим скакуна. Да, еще запомни — приборы на доске у тебя начнут двоиться и расплываться. Это «вестибулярный нистагм» — как его называют медики. Получается от воздействия сразу нескольких ускорений мозг не справляется с путаницей ощущений. Это не опасно, скоро пройдет, но ты не спускай глаз с приборов, иначе органы равновесия могут сильно пострадать.
Пруэтт икнул; Вителло пристально посмотрел на него и спросил:
— Слушай, малый, ты уверен, что хочешь получить эту встряску именно сегодня?
Пруэтт рыгнул и небрежно махнул рукой: «Запускай!»
Вителло так и сделал.
Ум и чувства Пруэтта были напряжены, как у волка, приготовившегося к прыжку на добычу. И все же, когда его начало стремительно кружить, он обнаружил, что испытывает совершенно невероятные ощущения. Казалось, он сидит на огромном вращающемся стуле и его вертит какой-то безумец устрашающей силы; в то же время он кувыркался через голову и крутился в поперечном направлении.
Ему стало дурно. Это поразило его. На минуту он дал себе волю, расслабился, поддался тройному движению «Мастифа», и машина мгновенно взяла над ним верх. Прежде всего запротестовал желудок, сжавшись в беззвучном, дрожащем спазме. Желчь поползла вверх по горлу; его затошнило, захотелось освободиться от всего, что бурлило внутри. Во рту стало солоно — это холодный пот покрыл все лицо и сбегал к губам.
Ротор теперь бешено кувыркался, и Пруэтт понимал, что он должен остановить эту сумасшедшую карусель, иначе Дагерти и в самом деле будет рассказывать всем, как его друг два дня тряпкой оттирал… В его распоряжении был лишь один уже знакомый ему рычаг управления, который можно было подавать на себя или от себя в стороны или поворачивать. А левая рука инстинктивно схватила воображаемый рычаг дросселя, с которым некогда он сжился, как с частицей самого себя. Уже потом Пруэтт обнаружил, что ногти его глубоко впились в ладонь и на коже выступила кровь. Он довольно скоро полностью овладел искусством гасить все движения ротора. Одновременно он научился сдерживать левую руку вопреки обычным рефлексам. Как и все другое, это оказалось лишь делом привычки. Но кроме того, он коротко подстриг ногти.
52 
