67 
– Добейте тех, кто еще шевелится…
Он получил от королевы Виктории титул пэра и графа Хартумского, а благодарный парламент отсыпал для него 300 тысяч золотых гиней. «За что?» – спрашивали газеты читателей. Общественное мнение мира было возмущено, военные люди даже растеряны. Офицеры Минного отряда тоже негодовали:
– Самое верное, если сейчас вмешаются дипломаты, объявив пулеметы запретным и бесчеловечным видом вооружения.
И хотя один вид пулеметов, похожих на пауков, застывших на тонких растопыренных ногах, внушал Коковцеву какое-то отвращение, почти физиологическое, он все же признал:
– Если завтра на Минный отряд привезут эти машинки, я прикажу расставить их на мостиках. Отставать нам нельзя!
Было хмурое утро, по окнам барабанил осенний дождь: Коковцев ночевал сегодня дома. Явилась Глаша с подносом в руках:
– Доброе утречко, господа! Несу вам «мокко».
Коковцев приоткрыл один глаз.
– Таких, как ты, – сказал он горничной, – надо бы брать на флот. Чтобы ты заведовала кранцем «первой подачи».
Нехотя он продел ноги в мягкие шлепанцы:
– Оля, меня сегодня вызывают к Дикову.
– Что-нибудь серьезное?
– Иметь дело с минами всегда слишком серьезно…
Адмирал Диков был главным минным инспектором флота. Сообразительный видный старик, он выглядел молодцевато. Коковцев застал его за изучением сводок погоды.
– К метеорологии я отношусь примерно с таким же решпектом, как к хиромантии или к черной магии. А вы?
Коковцев ответил, что доля шарлатанства в этой «лавочке» всегда ощутима. Впрочем, на Балтике сильно штормит.
– Надо выйти в море, – сказал Диков. – А мы, – вдруг произнес он, – допустили ошибку. Россия, кажется, здорово сглупила, гарантируя Китаю заем для оплаты контрибуций Японии. Тем самым мы, русские, обеспечили самураям мощный финансовый источник для развития их флота. И вот вам результат: Того закладывает серию броненосцев, которые по контракту дают восемнадцать узлов… Как вам это нравится?
– Совсем не нравится. Но, если верить газетам, Гаагская мирная конференция, созванная по почину России, приструнит и японцев. Наверное, контроль над вооружением нужен.
– Наше дело готовиться к войне. Стоит нам превратиться в пацифистов и завтра же от нашего бедного козлика останутся рожки да ножки. – Затем адмирал сообщил, что сейчас в Петербурге военно-морским атташе Японии состоит капитан-лейтенант Хиросо. – Он желает видеть наши минные стрельбы.
Коковцев ответил, что секреты военной техники утаить так же невозможно, как и удержать воду в решете:
– Но, очевидно, их все-таки следует утаивать.
Диков по диагонали пересек свой обширный кабинет:
– Нет смысла скрывать то, чем японцы владеют уже в достаточной степени. Скажите, вас устроит выход в субботу? Тогда у мостика Лебяжьей канавки будет ждать катер.
– Есть! – отвечал Коковцев, исполнительный…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Хиросо помимо русского свободно владел английским, немецким, французским, китайским и корейским языками. Он недавно был переведен на берега Невы из Берлина.
– А раньше? – спросил его Коковцев.
– Плавал… как и все.
Было что-то подкупающее в этом рослом человеке, мало похожем на японца, с небольшой русой бородкой и усами. Дул сильный ветер. Коковцев извинился, что опаздывает катер:
– А вам, наверное, холодно?
– Нет. Я ведь с севера – с острова Иецо-Мацмай…
Коковцев вспомнил сказку Окини-сан: жил да был на севере забавный зверек тануки, развлекавший себя хлопаньем лапками по сытому животику.
В разговоре они нечаянно коснулись и Гаагской конференции. Хиросо говорил даже запальчиво:
– О чем они там хлопочут? Вечный мир возможен только на кладбищах, а Бисмарк был прав: великие вопросы не разрешаются голосованием посредством поднятия руки…
Коковцев был сбит с толку не крайностью мнения, а той прямотой, с какой Хиросо все это высказал. Он спросил – где сейчас О-Мунэ-сан, бывшая при посольстве в Петербурге.
– Кажется, ее мужа отозвали в Японию…
Катер подали. Напротив горного института их ожидал миноносец, который сразу же, выбрасывая клочья дыма, помчался в белую заваруху моря. Мимо проплыли огни Кронштадта, и Коковцев, поднимаясь на мостик, повесил на шею свисток, чтобы сигнализировать о поворотах, а матросы втихомолку посмеивались:
– Нацепил! Бытто городовой али дворник…
Навстречу как раз двигался транспорт германского Ллойда, спешащий к мучным лабазам русской столицы, и Коковцев дал с мостика длинный свисток, означавший по Международному своду: «Поворачивай влево!» Хиросо заметил пулеметы и сказал:
67 
