Последние отзывы

  167  

Одна из дам как-то спросила его в обществе:

– Если не ошибаюсь, когда вы были мужчиной, то говорят, у вас была красивая и стройная нога?

– Дьявол вас побери, – отвечал де Еон, задирая юбки. – Вот же она, если это вас так сильно интересует…

Появление в Париже Вольтера, приехавшего из Фернея в дормезе с дымящейся печкой, заставило французов на время забыть о «кавалере-амфибии». Вольтер стоял на закате дней и уже «не совался (как он сам говорил) в дела королей, а больше ходатайствовал за народы».

Сорок важных франкмасонов пешком (кареты ехали следом) отправились на поклон к философу. Впереди процессии шагал глава всей французской магии – граф Александр Строганов, знакомец де Еона по Петербургу. Ложа «Девяти сестер» посвятила Вольтера в звание «профана» (низшее звание в масонстве), а вдова Гельвеция повязала чресла фернейского мудреца сказочным запоном своего покойного мужа.

Среди пышных празднеств в его честь Вольтер не забыл и «кавалера-амфибии», признавшись однажды друзьям:

– Я решительно не могу понять всей этой истории с де Еоном! Не понимаю ни его самого, ни Людовика XV, ни Людовика XVI, ни тогдашнего министерства, ни теперешнего…

В феврале 1778 года известная Дюдефан справилась через секретаря, сможет ли принять ее Вольтер, на что ей ответили, что уже триста человек ожидают случая увидеть мудреца. Но для «кавалера-амфибии» очереди не существовало, – настолько велико было любопытство Вольтера…

Вольтер после свидания с де Еоном сказал графу Аржанталю:

– А это славная загадка для истории… не правда ли? Что, если наша академия докажет совершенную подлинность его женского пола и де Еон станет Орлеанской девой, спасшейся от костра?

Но шевалье было не суждено стать Орлеанской девой, спасать отечество и всходить на пламя легендарного костра. Он написал серию памфлетов, которые громыхнули над Парижем, словно петардная батарея. Этим он смутил прежде всего Версаль: выходит, королева напрасно тратилась, сама рисовала, кроила и мерила – из-под юбок де Еона все равно торчат сапоги лихого драгуна…

Скоро Франция опять начала войну с Англией, вступая в борьбу Канады за независимость. Де Еон только и ждал сигнала военной трубы: теперь его пышные юбки взметали пыль в темных галереях военного министерства. Но старый маршал Виктор Брольи не был уверен в успехе:

– Я знаю вас, мадемуазель, еще по старым кампаниям за храброго офицера. Но как посмотрит на это министр?

Военный министр посмотрел на де Еона и увидел… женщину.

И тогда кавалер сорвал с себя ненавистные юбки. Натянул мундир, прицепил шпагу, кинул треуголку под локоть и, напудрив парик, отправился в Кафе до Фуа, чтобы основательно напиться. Вызывающе и броско пестрел бант ордена, качалась в ухе его сережка. Это было уже явное нарушение приказа короля.

К нему подошел русский доброжелатель – Хотинский, секретарь посольства в Париже:

– Зачем вы это сделали, сударь? Вы ведь знаете, что, отказавшись от женского платья, вы лишаете себя пенсии.

– Не тревожьтесь, дружище, – ответил де Еон. – Мои фижмы уже заложены в ломбарде на «Горе благочестия», и нищета отодвинута ровно на тот срок, с которого его величество король снова поставит меня на свою казенную конюшню…

Он не ошибся: в одну из мартовских суббот 1779 года за ним пришли стражи Версаля, и «кавалер-амфибия» был заключен в кольцо штыков. Тюремный мальпост поджидал его возле подъезда. Он вспомнил Россию, где говорили мудро: от сумы и от тюрьмы не отказывайся, – и смело шагнул в глубину зарешеченного мальпоста. Ширмы на окнах задернули, свистнул бич, и лошади поскакали…

Дижонский замок – тюрьма короля! Возмутитель спокойствия заперт на сто замков.

Без суда, даже без объяснения причин ареста де Еон был затиснут среди заплесневелых камней Дижона, и он стал трясти решетки своей камеры.

– Я был дипломатом, – разносилось по тюрьме, – и представлял лицо всей Франции за границей. Я был воином – и владел оружием, доверенным мне Францией… Никто не может упрекнуть меня, что я плохо служил отечеству. А теперь… что вы делаете со мною?..

А после Дижонского замка потянулись монастыри.

Молитвы, свечи, бдения, шепоты, кляузы, тоска.

Он, как бешеный, устраивал скандал за скандалом, вызывал дебош за дебошем – только бы не жить этой постылой жизнью!

Ворота одной обители раскроются, а другие его примут.

Кончилось все это тем, что ни один монастырь Франции не желал иметь де Еона в своих стенах…

  167