61 
Обе женщины предусмотрительно скрыли лица под масками черного бархата.
Элиана с трудом воспринимала происходящее, все выглядело настолько непривычным, даже диким… Слышать нашептываемые то тут, то там грубые двусмысленности, видеть, как дамы и кавалеры прилюдно обнимаются и целуют друг друга, наблюдать явно непристойные жесты….
Она поднялась на балкон и оттуда следила за разгоравшейся оргией. Элиане казалось, что она стоит высоко над миром, видит и понимает все, чего не замечают и о чем не задумываются другие. Она словно вознеслась на небеса и в то же время всем сердцем страдала от того низменного, пошлого, что сейчас творилось на земле.
И внезапно ей захотелось сказать собравшимся то, что она желала сказать уже давно.
– Послушайте! – звонкий голос Элианы перекрыл шум толпы. – Посмотрите наверх!
Кто-то оглянулся и потянул за собой соседа, тот сделал знак приятелю, и вскоре все, один за другим, стали поворачиваться в сторону лестницы и застывать подобно каменным идолам при виде необычайного зрелища. Прошло несколько мгновений, и наступила такая тишина, что было слышно, как потрескивает пламя свечей, а с уст людей слетает их неровное дыхание.
А Элиана, резким движением срывая маску, воскликнула:
– Вы явились сюда… зачем?! Кто вы, новые люди? Вы смеетесь, и танцуете, и веселитесь, окруженные тенями тех, кто уже никогда не будет ступать по этой земле, кто умер в муках, так и не поняв, в чем провинился: в том, что появился на свет, обладал человеческим сердцем и желал счастья себе и другим? А вы… вы не лучше тех, кто убил нашу веру, погубил нашу жизнь, кто дал нам взамен любви и свободы ненависть и страх! Чего вы хотите – построить призрачный золотой город, пропуском в который будет служить пачка ассигнаций? Но он рухнет, как рухнула Республика, ибо то, что неправедно и бесчеловечно, – безжизненно! Очнитесь, перед вами разрушенный Париж, а не притон, перед вами жизнь, а не непонятный дикий сон, перед вами люди, которые страдают, плачут, умирают, а не бездумные заводные куклы!
С этими словами она залпом выпила бокал шампанского, а потом бросила его на ступени, и он разлетелся на сотни золотистых осколков.
Толпа взревела, к Элиане протянулось множество рук, и она видела глаза мужчин, смотрящие на нее с нескрываемым вожделением, точнее, не столько на нее, сколько на ее стройное, соблазнительное тело, благо наряд одалиски не скрывал ни одной из женственно-прекрасных, плавных и гибких линий.
Щеки Элианы пылали от волнения, но еще сильнее горели глаза, торжествующим мстительным огнем. Молодая женщина начала спускаться в зал, и ее шаги звучали точно удары литавр, а волосы развевались за спиной, словно победное знамя.
По ее коже скользили золотистые тени, по изгибам тела пробегала волнующая дрожь; Элиана казалась удивительно нежной и одновременно пылкой, хрупкой и в то же время несокрушимой. Сама того не замечая, она несла в себе чистый, яркий огонь неумирающей женственности, зовущий к любви и свободе, и даже многие годы спустя присутствовавшие на этом балу мужчины могли поклясться, что никогда и нигде более не встречали столь выразительной женской красоты, соединившей в себе неумолимую тревожную силу истинной, зрелой страсти и романтическую тайну невинной юности.
Спустившись вниз, она внезапно пошатнулась и едва не лишилась чувств. Ее подхватили чьи-то руки, и она услышала голос Максимилиана:
– Потрясающе, Элиана, вы просто великолепны, но нам нужно уехать отсюда как можно скорее!
– Да, – прошептала она, – да, Максимилиан.
Он повел ее к выходу, а следом пробиралась рассерженная, хмурая Шарлотта. Они с трудом сумели покинуть зал, потому что после выступления Элианы началась невиданная по разнузданности оргия, которой позавидовал бы Рим времен Калигулы и Нерона.
И вот Элиана вновь очутилась в гостиничном номере, в своей спальне, и сидела одна, пытаясь осмыслить пережитое и принять какое-нибудь решение.
Всю обратную дорогу она, Шарлотта и Максимилиан молчали. Вероятно, причиной этого была ее выходка, или же присутствие всех троих вместе делало разговор невозможным? Элиане очень хотелось нарушить неожиданно наступившее тягостное безмолвие, каждое мгновение которого словно бы извлекало из глубин давно ушедшего времени что-то тревожное и непонятное. Вот и сейчас молодой женщине казалось, что тени прошлого плывут в атмосфере комнаты, незримые, темные, заслонившие все то, что существует наяву.
61 
