Данко появился шестьдесят секунд спустя. Он был высок и костляв, черные волосы зализаны со лба назад, его славянская щетина достигала положенной длины, и в своем белом смокинге он выглядел более чем вальяжно.
— Привет, Фрэнк. Сколько лет, сколько зим.
— Садись.
Данко подал знак дилеру, или раздающему, удалиться, а когда тот ушел, занял место рядом с Коннором.
— Каким ветром вас занесло?
— Нужна твоя помощь.
— Посмотрите вокруг. Я больше в те игры не играю.
Коннор оглянулся по сторонам и придвинулся ближе к Данко:
— А я вижу все того же парня. Кроме того, ты знаешь Рим. Поработай там на меня. Твои паспорта еще не засветились, или хочешь, чтобы я подкинул что-нибудь новенькое?
Данко улыбнулся, и вся его вальяжность пропала.
— Фрэнк, послушай, я ценю, что ты обо мне вспомнил. Это своего рода комплимент. Но годы идут. Мне уже сорок. Стал слишком стар для такой работенки. Хватит. Дай отдохнуть.
— Отдыхать тебе сегодня не придется. Пора отпусков прошла. Понял? Так что давай собирай манатки. У тебя наверху еще висит та щегольская винтовка? Пойдем-ка к тебе в кабинет, и я тебя просвещу относительно деталей. Плата — десять тысяч долларов.
— Я тут столько за один день зарабатываю. — Данко наклонился поближе к собеседнику, так что запах его одеколона шибанул Коннору в нос. — Я отдал вам семь долгих лет. Где американское гражданство, которое вы мне обещали? Где переезд в Калифорнию? Поводили за нос, а потом, когда я был больше не нужен, выбросили на свалку…
— Я вытащил твою костлявую задницу из лагеря для интернированных, когда ты весил сорок восемь килограммов. За тобой должок.
— Спасибо, Фрэнк, но я думаю, что расквитался с тобой сполна.
Коннор задумался и наконец сказал:
— Могу предложить двадцать тысяч.
— Фрэнк, тебе пора.
Коннор попробовал притянуть боснийца к себе, но лишь уронил бокал с виски, пролив его содержимое на щегольской смокинг Данко.
— Да ты, скорее всего, даже знаешь, о ком идет речь, — не сдавался Коннор. — Это Эмма Рэнсом. Помнишь такую?
— Нет, Фрэнк. Никого и ничего я не помню. Ты сам нас этому учил. — Данко поднял руку, и через секунду рядом с их столиком уже стояли двое портье. — Отведите мистера Коннора вниз, — приказал он, — и возьмите ему такси.
— Я еще не закончил играть, ты, неблагодарная славянская свинья!
— Вам пора уходить.
Коннор разъяренно вскочил, и один из портье схватил его за плечи. Коннор вырвался и собрал фишки. Выходя, он запустил в Данко одной, стоимостью пятьсот фунтов.
Но промахнулся.
47
Будут проблемы. Эмма поняла это с первого взгляда.
Компания арабских отморозков вышла из-за угла и направилась ей навстречу, свистя и выкрикивая оскорбления.
— Эй, девочка, будь осторожней! — закричал один из них по-арабски. — Негоже белой дамочке гулять тут совсем одной.
— Может, ей нужен защитник, — добавил другой. — Настоящий мужчина.
— Сучка! — крикнул третий, словно подводя черту разговору.
Всего их было шестеро. Парни, одетые в шмотки, типичные для городской французской молодежи, которая не в ладах с законом: мешковатые штаны, огромные спортивные кофты не по размеру, золотые цепи. Свернуть некуда, убежать тоже. Эмма разозлилась. Ей не хотелось ни с кем связываться. Особенно теперь, когда на нее накатило. Сегодня даже самая дружелюбная улыбка выводила ее из себя, не говоря уж об этой своре недоделанных террористов. Она мысленно посылала подальше ребят из «штаба». Надо ж додуматься: устроить явочную квартиру в quartier louche.[11] Здесь только и жди, как бы с тобой не приключилась какая-нибудь пакость.
Северо-восточное предместье Парижа Сена-Сен-Дени было наводнено эмигрантами. Здесь царила бедность. Этот пригород служил прибежищем и рассадником нищеты. Полицейские его избегали. Шел уже третий час ночи, однако на здешних улицах жизнь продолжалась. Неоновая вывеска зазывала в круглосуточную арабскую забегаловку, продающую фалафель. Рядом со входом стояла группа куривших мужчин. Кося глазом на прицепившуюся к ней компанию отморозков, Эмма прижала к себе сумку и ускорила шаг. В сумке лежали маскировочная одежда, фотоаппарат, дамская сумочка и, разумеется, оружие. Компания, окружив ее, шла рядом.
— Это мы с тобой говорим, слышь, мадам, — снова окликнул ее один из них, на сей раз по-французски. — Ты тут в гостях или переехала? Мы точно тебя раньше не видели.