Особенно,... 
47 
– Здравствуй, Мансур. – Эмине-ханым подошла ближе и с улыбкой смотрела в его лицо. – Надолго?
Мансур поставил Ильяса на землю и, как всегда, почтительно поклонился женщине.
– Не очень. Простите, что явился к вам в таком виде! Не мог ждать!
– Понимаю. Идем в дом. Я напою тебя кофе.
Они вошли в небольшую, скромно обставленную, но очень уютную комнату. Часть гостиной по обычаю была занята покрытым коврами деревянным помостом. Мансур, вконец уставший, с блаженством откинулся на мягкие подушки. Он вынул небольшой, инкрустированный серебром кинжал и вручил его Ильясу.
– Это тебе, сынок.
Мальчик подпрыгнул от восторга и побежал в сад, где принялся метать оружие в деревянные столбы веранды.
– Значит, теперь ты привозишь ему такие подарки, – медленно произнесла Эмине-ханым.
– Что поделать, пора. Еще год, самое большее два, и мне придется записать его в янычарский корпус. Потом будет поздно, – сурово изрек Мансур.
– Ты хочешь этого? – Спросила женщина.
– Другого выхода нет. Как сын янычара, он не может стать никем другим.
Эмине-ханым вздохнула.
– Понимаю.
– Я всегда буду заботиться о вас, Эмине-ханым, – сказал Мансур. – Вы останетесь жить в этом доме. Мы с Ильясом будем вас навещать.
Пожилая турчанка положила ладонь на руку Мансура и посмотрела ему в глаза.
– Возможно, тебе стоит поискать ему мать?
– Мать у него была и будет только одна, – резко ответил Мансур.
– Ты мог бы найти женщину, которая стала бы тебе женой и полюбила бы твоего сына. Ты молод и красив. И у тебя есть душа.
– Мое сердце мертво.
– Если бы оно было мертво, разве бы ты мог так сильно любить этого мальчика?
Эмине-ханым подала таз с водой для омовения рук и полотенце, потом принесла кофе, и несколько минут Мансур молча, с наслаждением поглощал ароматный напиток. После паузы он сказал:
– Думаю, нужно обучить Ильяса черкесскому языку. Буду признателен, если вы найдете того, кто сможет это сделать. Не хочу, чтобы он вырос человеком, не знающим ни роду, ни племени!
– Ты намерен рассказать ему правду? – Спросила Эмине-ханым, посвященная в тайну рождения Ильяса.
– Да. Но не сейчас. Позже, когда он будет способен это понять.
– Скажи, у тебя не было мысли отвезти Ильяса на его родину? – Поинтересовалась женщина.
Во взоре Мансура появилась враждебная настороженность.
– Зачем?
– Там живут родственники Мадины.
Лицо, янычара скривилось в горькой, ревнивой усмешке.
– Если я отдам им Ильяса, что у меня останется в жизни? Только война!
– А вдруг его настоящий отец жив? Возможно, он был бы счастлив воспитывать мальчика!
Мансур рубанул ладонью воздух.
– У этого человека была любовь Мадины! Этого более чем достаточно. А сына я оставлю себе!
– Ты думаешь, Мадина тебя не любила? – Задумчиво промолвила Эмине-ханым.
– Я знаю, что нет, – мрачно ответил Мансур; – Если бы она осталась жива, то вернулась бы на родину и вышла замуж за своего жениха. А я бы умер с тоски.
Эмине-ханым помолчала. Потом спросила:
– Между вами что-то было? – Янычар кивнул.
– Да, но… Мы прожили вместе слишком мало для того, чтобы по-настоящему узнать друг друга. Для того чтобы Мадина смогла меня полюбить. Между тем эти дни и ночи были самыми счастливыми в моей жизни. Самое ужасное, что такое… никогда не повторится!
Эмине-ханым решила прекратить разговор: Она нечасто видела Мансура в подобном состоянии. Обычно, приходя к ним, играя и беседуя с Ильясом, он выглядел умиротворенным и веселым. Хотя молодой янычар был скрытным, пожилая турчанка догадывалась, что в его жизни нет женщин. Эмине-ханым удивлялась этому и втайне жалела его. Она подозревала, что душа молодого человека давно не лежит к войне и что Мансур участвует в походах с одной-единственной целью – чтобы обеспечить будущее сына.
Эмине-ханым не представляла мальчика в войске янычар. Не потому, что всей душой привязалась к нему, и не оттого, что по своему характеру Ильяс не подходил для службы в армии. Просто она знала: если с мальчиком что-то случится, Мансур этого не переживет.
1667 год, аул Фахам, Кавказ
Айтек всегда думал, что надежда похожа на огонек, который кто-то неведомый зажег на вершине горы непроглядной черной ночью. Ты идешь к нему, не зная, что потеряешь по дороге, чем придется заплатить за счастье взять этот огонь в руки, ощутить его свет и тепло.
47 
