76 
Никто не понимал причин оставления Инкоу, а для наместника это был удар… Ведь за Инкоу рельсы КВЖД, облитые русским потом и осыпанные русским золотом, эти проклятущие рельсы тянутся до Ляояна, от Ляояна рукой подать до Мукдена, где сейчас в роскоши дворца сидит он сам, «Его Квантунское Величество», и для него рельсы обрывались не где-нибудь, а именно за этим вот столом, крытым зеленым нефритом, на который он и возложил свои локти с адмиральскими обшлагами:
– Куропаткин и в самом деле вознамерился драпать до самого Мукдена… Оттянул японцев, ничего не скажешь. Так помог Артуру, что повесить его мало… мерзавца!
В падении Инкоу была еще одна угроза – обрыв связи. Все депеши из Порт-Артура шли морем на Инкоу, откуда и доставлялись в Мукден; теперь же морякам предстояло под лучами прожекторов пересекать Печелийский залив, чтобы попасть в китайский порт Чифу. Здесь они вручали почту русскому консулу, который и телеграфировал содержание депеш на имя наместника… Это и долго и рискованно! Забегая вперед, я сразу же предваряю читателя, что обрыв связи, вызванный падением Инкоу, отразился не только на судьбе геройского Порт-Артура – он отразился и на Владивостоке, где сейчас отдыхали наши усталые крейсера… Куропаткин помог!
………………………………………………………………………………………
В порт-артурском ресторане «Палермо», угол которого был разрушен прямым попаданием, сидел пожилой штабс-капитан, вчера раненный, еще осыпанный прахом окопов. Перед ним стояла бутылка французского коньяка «Мари», за которую он отдал последние сорок рублей. Говорил в открытую, без страха:
– Куропаткин – стенка, за которой ничего нету. Пустота! А ведь он был нашим военным министром! Неужели лучшего не сыскали? Теперь мне в траншею японцы листовки кидают. Вот, почитайте: «Храбры русики я была Артур скоро вкусный еда с закусики прошу готовь…».
Генерал Ноги уже занимал высоты Волчьих Гор, откуда японцам виднелась гавань, откуда его пушки могли бить по кораблям, стоящим внутри бассейна… Весть о падении Инкоу вызвала в гарнизоне упадок духа, истощение сил. В довершение всех несчастий крейсер «Баян» задел какую-то шальную мину, его переборки выдержали давление воды, но бедняга притащился в бассейн с дифферентом на нос.
– Ну вот! – говорили на эскадре. – Подрыв «Баяна» даст начальству новый повод оправдать бездействие эскадры. В самом деле, лучше уж смерть в бою, нежели ждать, когда тебя свалит осколком или отравишься какой-нибудь падалью…
Над позициями, перелетая с мертвых на живых, тучами роились жирные маньчжурские мухи с красными, как у вампиров, отвратными головами. Солдаты с высот позиций сливали в низины целые бочки с негашеной известью, чтобы хоть как-то спасти себя от заразы… 20 июля Стессель объявил по гарнизону, что вольнонаемные могут считать свои контракты расторгнутыми, китайские джонки согласны за деньги прорваться в Чифу. Питерские пролетарии-путиловцы были возмущены:
– Вот как! Нас сюда Степан Осипыч бесплатно привез ради победы, а теперь я за свои же кровные труса праздновать должен… Никуда не поедем! Назло врагам… Лучше уж тут и подохнем на рабочих местах у своих станков…
На флагманском броненосце «Цесаревич» адмирал Вильгельм Карлович Витгефт разделял вечернюю трапезу со своим младшим флагманом – контр-адмиралом князем Ухтомским, который с подозрением гурмана обнюхал ромштекс с яйцом.
– Это еще не собачина? – спросил князь.
– Пока лишь конина, – отвечал Витгефт. – А если хочешь шашлык из баранины, напросись на ужин к коменданту. Вера Алексеевна Стессель – лучшая хозяйка в гарнизоне крепости.
– И лучшая спекулянтка, – добавил князь.
Витгефт показал ему директиву от Алексеева, в которой были слова, бьющие по самолюбию адмиралов, словно пощечины: «ЭСКАДРЕ ОСТАВИТЬ ПОРТ-АРТУР… напоминаю лично вам и всем начальствующим лицам О ПОДВИГЕ КРЕЙСЕРА „ВАРЯГ“!»
– Бьют… если не по лошадям, так по оглоблям, – сказал Витгефт. – Но порою мне кажется, что японцы не лезли бы в Порт-Артур, если бы здесь не стояла наша эскадра. Им нужна добыча наглядная и осязаемая, дабы предъявить миру товар лицом. Уведи мы отсюда броненосцы во Владивосток – и натиск самураев, наверное, ослабнет… Петр Петрович, я готов умереть. Но готов ли я, как адмирал, вести в бой эскадру?
– Я не готов, – сознался Ухтомский, – и в успех прорыва не верю, как не веришь в него, думается, и ты…
76 
