Особенно,... 
94 
- Был тих, неподвижен в тот миг океан,
- Как зеркало, воды блестели.
- Явилось начальство, пришел капитан,
- И «вечную память» пропели…
По наклонным доскам, под шелест кормовых знамен, убитые покидали свои корабли, погружаясь навеки в иную стихию.
- Напрасно старушка ждет сына домой.
- Ей скажут – она зарыдает,
- А волны бегут и бегут за кормой,
- И след их вдали пропадает…
Отгремели прощальные салюты, матросы надели бескозырки, и все было кончено. Андреев отмерил 15 капель валерьянки.
– Прибраться в палубах! – стал нервничать он.
– Во, псих… уже поехал, – говорили матросы.
Боцманские команды лопатами сгребли в море остатки безымянных человеческих тел, комки бинтов и груды осколков. Там, где лилась кровь, остались широкие мазки белой извести. Надстройки крейсеров были изъедены лишаями ожогов – в тех местах, где шимоза выжгла краску и оплавила металл…
– Боюсь, что во Владивостоке нам предстоит пережить тяжкие минуты, – заметил контр-адмирал Иессен.
– Да, Карл Петрович, оправдаться будет нелегко…
Телеграфные агентства России заранее оповестили Владивосток о битве у Цусимы, и все жители города собрались на пристани, издали пытаясь распознать степень разрушения крейсеров, желая разглядеть на мостиках и палубах своих родственников. В торжественном молчании, не спеша добирая последние обороты винтов, «Россия» и «Громобой» вплывали в Золотой Рог, осиротелые – уже без «Рюрика», – и в громадной толпе людей слышались горькие рыдания. Корреспонденты сообщали в Москву и Петербург: «До последнего момента не верилось, что „Рюрика“ нет. Ужасно было состояние находящихся здесь семейств некоторых офицеров… между ними жена и дочь командира „Рюрика“ Трусова, жены старшего механика Иванова и доктора Солухи».
В руках встречающих мелькали театральные бинокли:
– Жив! Вон он… Танечка, Танечка, видишь?
– Я вижу, мама. Но это не он, это другой.
– Да нет же! Ты не туда смотришь…
Вдова каперанга Трусова явилась на пристань уже в трауре, ее дочь, гладко причесанная курсистка, уговаривала:
– Мама, ну не надо… уйдем. Не нужно видеть нам эти проклятые крейсера. У тебя еще сын… сын в Порт-Артуре!
Портовые баржи, обтянутые поверху тентами, окружили крейсера, начиная принимать раненых для своза их на берег. В ситцевых платочках, держа узелки с гостинцами, вглядывались в крейсера матросские жены. Тихо плакали:
– Наверное, моего нету. Он был такой… бедовый.
– Валя! Иди сюда… не крутись. Больше нет у нас папы.
– А где он, папка-то?
– Там … – И махали руками, как в пропасть.
Под пение горнов на палубу флагманской «России» тяжко поднялся адмирал Скрыдлов, принял рапорт от Иессена.
– Я знаю, – сказал ему Иессен, – что сейчас я буду подвержен всяческим инсинуациям по поводу моего отведения крейсеров. Газеты станут порочить меня за то, что мы оставили «Рюрик», а сами ушли во Владивосток… Заранее предупреждаю: я буду требовать военного суда над собой!
Моральной стороны дела Скрыдлов не касался:
– Но по законам войны на море, к сожалению, всегда очень жестоким, вы поступили правильно… Кто осмелится обвинить вас в чем-либо? Когда погибал миноносец «Стерегущий», кавторанг Боссе тоже отвел свой «Страшный», дабы избавить флот от лишних жертв. Покойный адмирал Макаров не осудил его.
– Благодарю, что вспомнили, – отвечал Иессен…
Из рапорта контр-адмирала К. П. Иессена: «В заключение считаю своим долгом засвидетельствовать о доблестной службе и преданности воинскому долгу офицеров и нижних чинов моей бригады крейсеров. Это были железные существа, не ведавшие ни страха, ни усталости. Вступив в бой прямо ото сна, прямо с коек, без всякой перед тем пищи, они в конце пятичасового сражения дрались с тою же энергией и с такой же великолепной стойкостью, как и в самом начале боя…»
………………………………………………………………………………………
Впечатления от пленных с «Рюрика» японцы изложили в интервью для английских газет: «Вообще, – говорили они Сеппингу Райту, – хотя русские были очень спокойны и деликатны, но держали они себя с большим достоинством, даже с оттенком некоторой надменности по отношению к нам, победителям…»
Панафидин появился на палубе «Адзумо» как раз в тот момент, когда японские унтер-офицеры пытались пересчитать пленных. Матросы, еще мокрые, израненные, не понимали, чего хотят от них эти «япоши», и Панафидин помог победителям:
94 
