Особенно,... 
39 
Не всегда, разумеется, было так. Роберт помнил, как трехлетний малыш с детской радостью бежал к отцу, который всегда отстранялся от сына. А уже в десять лет мальчик стоял перед ним с маской непроницаемости на лице и односложно отвечал на вопросы. Тогда Роберт вздохнул с облегчением — можно не мучиться совестью, они квиты! Но разве на самом деле все было так просто?
Нет! От рождения Конрад был из тех натур, какие нуждаются в очень бережном отношении, по крайней мере своих близких. Он всегда откликался на ласку, сколько раз Джулия говорила об этом!
Постараться что-то наладить, исправить? Через столько лет? Вряд ли получится! Они оба слишком горды и упрямы. Роберт незаметно вздохнул. Вчера ночью, задумавшись о Конраде, он совсем позабыл о Тине.
— Чего же ты хочешь? Какова твоя цель?
— Хочу поставить мир на колени!
Роберт внимательно всмотрелся в лицо сына.
— Так ты добьешься только одного — на колени поставят тебя!
Конрад скупо улыбнулся и с явным сознанием превосходства промолвил:
— Человека трудно поставить на колени, отец. Можно его ударить, избить, но душу сломить нелегко!
Роберт покачал головой.
— Ты мало знаешь жизнь, Конрад. Душа — это как раз самое хрупкое, что есть в человеке. Рано или поздно все мы покоряемся — не ради себя, так ради других…
— У меня нет таких близких, ради которых я стал бы приносить в жертву свое достоинство! — жестко произнес Конрад. — Думаю, и у тебя нет, да и не было никогда!
Серо-голубые глаза Роберта потемнели, как осенняя мутная вода. Он глухо проговорил:
— Ошибаешься… Ты во многом ошибаешься, больше всего — в самом себе. Считаешь себя гордым, а сам бегал за Элеонорой!
Конрад вздрогнул, как от удара, и изменился в лице.
— Так ты знаешь Элеонору?
Элеонора Дуган, живущая в Сиднее богатая проститутка, прибыла в Австралию еще девчонкой — ей не исполнилось тогда и четырнадцати лет. Сначала торговала собой в порту, потом ее взял на содержание одинокий богатый старик. От него она получила в наследство деньги, многократно преумножила их неустанным трудом и зажила в свое удовольствие. Верная старым привычкам, она без конца меняла мужчин. Эта совсем еще молодая, красивая женщина разорила не одного искателя приключений, многие складывали к ее ногам целые состояния, ибо Элеонора обладала помимо женских качеств какой-то особой притягательной силой, заставляющей мужчин сходить с ума от страсти.
Роберт О'Рейли, живя в Сиднее, время от времени встречался с Элеонорой. Последний раз виделся с ней уже после истории с Конрадом и, движимый любопытством, осторожно спросил о сыне.
— Этот юноша был воплощением невинности! — со смехом сказала Элеонора. — Он учил меня французскому, а я его — искусству любви. Но я же бездарность, а он оказался очень способным, поэтому добился куда больших успехов, тем более, что последнее занятие пришлось по вкусу нам обоим. До французского ли было! — Потом добавила равнодушно: — Он мне нравился, но был слишком бедным, а ты же знаешь мой железный принцип: мужчина, который живет со мной, должен меня содержать, и по высшему классу. К тому же он слишком серьезно относился к нашей связи.
Помнится, Роберт испытывал в тот момент жгучее желание схватить Элеонору и вытряхнуть из ее соблазнительного тела мелкую продажную душонку, чтобы эта девица научилась наконец ценить истинные человеческие чувства.
Но сейчас он ответил Конраду:
— Все богатые люди в Сиднее знакомы с Элеонорой и, как ты понимаешь, довольно близко. Конечно, теперь, когда работа превратилась для нее в развлечение, она может для разнообразия позабавиться со смазливым мальчишкой, тем более, женщин всегда влечет к экзотике!
— Перестань! — Конрад сжал кулаки, но усилием воли сдерживался и, стараясь успокоиться, негромко произнес: — Не забывай, отец, я на три четверти белый!
— Да, — повторил Роберт, — на три четверти.
— Этого мало?
— Мало для того, чтобы считаться стопроцентным белым и особенно в Америке, куда ты желаешь отправиться. Там ты для всех будешь цветным, человеком второго сорта, и тебе с твоей неуемной гордыней нелегко будет это стерпеть!
— На что ты только не пойдешь, чтобы унизить меня!
— Я вовсе не хочу унижать тебя, Конрад, просто предупреждаю, — довольно мягко произнес Роберт. — Тебе, и правда, будет нелегко!
— Надо же, как тебя это волнует!
— Опять ты за свое…
39 
