Особенно,... 
41 
Девушка расчесывала перед зеркалом волосы, когда Роберт вошел. Она, вздрогнув, оглянулась, и он сразу заметил: в ее серых глазах вновь появилось выражение настороженности и страха. Ведь прежде они доверяли друг другу, неплохо проводили время в разговорах… Неужели теперь, когда Тина стала его женой, единственное желание этой девушки, чтобы он оставил ее в покое!
Роберт не приготовил для Тины отдельной комнаты, сказав, что они все равно скоро уедут, поэтому девушка обитала в заново обставленной спальне. В остальных помещениях Роберт планировал впоследствии провести ремонт, отделать и обставить в соответствии с современной модой. Роберт хотел поменять мебель на более легкую и светлую, хотя Тину вполне устраивала эта, темная, резная, с темно-серой обивкой диванов и кресел. Ей нравились изящные статуэтки, облицованный черным мрамором камин в гостиной, бежевые обои с узором из золотисто-белых лилий, а в мрачноватом прохладном холле — пышные растения в больших ящиках, украшенных резьбой.
Что же до дома в Сиднее, Тина уже была наслышана о его роскоши и великолепии, о мозаичных окнах и фонтанах в саду, хотя в Сидней стоило поехать только ради Терезы. Девушка поймала себя на мысли о том, что в последние дни реже вспоминает сестру. Поистине оно разрушает и сметает все, это безжалостное время! Где сейчас Тереза, с кем? Тина чувствовала, что сестра жива, но в остальном трудно было даже что-либо предполагать.
Девушка опять вздрогнула и напряглась, когда Роберт положил руки на ее плечи. Он стоял, а она сидела перед туалетным столиком на маленьком пуфике в пеньюаре и отделанных лебяжьим пухом сафьяновых туфельках.
— Тина! — с тихим вздохом произнес Роберт, и пальцы его сжались.
Она испуганно шевельнулась, полы пеньюара разошлись, обнажив нежно-округлые белые колени, и сию же секунду Роберт, подхватив девушку сильными руками, опустил ее на стоящую рядом кровать.
Он страстно и горячо, не отрываясь, целовал ее в полураскрытые губы, а пальцы его искали завязки пеньюара. Тина не могла пошевелиться под тяжестью его тела, но, улучив минуту, повернула голову в сторону и срывающимся, умоляющим шепотом произнесла:
— Не надо, не надо, пожалуйста!
Роберт невольно ослабил объятия, и тело девушки изогнулось в стремлении освободиться, тело, которое в этот миг пребывало в полном согласии с рвущейся на волю душой.
— В чем дело?! — с холодной яростью произнес мистер О'Рейли.
Тина встретилась со взглядом его ледяных глаз: он был взбешен.
— Я… я плохо себя чувствую! — пролепетала она и тут же стыдливо прикрылась.
Роберт вскочил и нервными шагами быстро прошелся по комнате. Лицо его покраснело, он не мог унять бушевавшую ярость.
— Послушай, девочка! Знаю, тебе всего шестнадцать, но ты же вышла замуж, значит, должна кое-что понимать! Я же мужчина, в конце концов, а тебе давным-давно пора чувствовать себя замужней женщиной, женщиной, а не девчонкой! Сначала ты трясешься от страха, заставляешь меня чувствовать себя растлителем малолетних, — Роберт повторил слова Конрада, — а теперь заявляешь, что заболела! Ты притворяешься, я уверен! Ведешь себя так, словно перед тобой насильник, тогда как я всего лишь твой законный муж, которому ты дала перед Богом клятву! Я женился на тебе не только ради совместных прогулок, бесед, обедов и…
— Нет, — прошептала Тина, прерывая его многословную речь, — я не притворяюсь. Я виновата, простите, но я правда не могу!..
— Черт возьми! — вырвалось у Роберта. — Ты только и знаешь, что извиняться — это же проще всего!
Потом, несколько успокоившись, сухо произнес:
— Ладно, раз ты нездорова, я ничего не могу поделать, но учти: после не приму никаких отговорок и ни на минуту не останусь больше в этом дурацком положении! Поняла?
— Да, — прошептала девушка дрожащими, непослушными губами. Широко распахнутые глаза ее были полны слез.
Заметив это, Роберт неожиданно мягким голосом прибавил:
— Спокойной ночи, Тина. Ничего, я готов подождать, ведь я люблю тебя!
Но она почему-то уже не верила в это.
ГЛАВА VI
Утром Тина по давней привычке проснулась рано, за час до рассвета — время, как говорят, еще более таинственное, чем полночь: в природе, лишенной привычных красок, царит мнимая неподвижность, созерцательность полусна, когда грань между явью и грезами кажется хрупкой, как яичная скорлупа. Девушка встала и посмотрела в окно на серебристо-серую поверхность океана и темные, четко выделяющиеся на фоне бледного неба силуэты гор.
41 
