Особенно,... 
88 
Сейчас эта великанша гладила Кодеру по плечу и пафосно нудила:
— Мне так жаль тебя, дорогая! Когда я размышляю о твоем образе жизни, твоих нравах и твоей культуре, я сетую на несправедливость судьбы, мне больно видеть, что мы живем в столь губительном и развращенном окружении. Злодейства и подлость, мошенничество и ложь причисляются там к добродетелям. В мире господствуют и одерживают верх невежды, наглецы, моты, мерзавцы и плуты. Люди же, подобные нам с тобой — достойные, безупречно честные, скромные, непритязательные, — там не в почете, их не допускают к участию в решении важных дел и даже гонят отовсюду. Не вижу, на что ты или иной человек высокой культуры может надеяться в Совете Двенадцати.
— Мы это изменим, дорогая Астила, мы это изменим... — улыбалась Кодера, едва сдерживаясь, чтобы не ударить эту напыщенную идиотку.
Особняк, в котором все сегодня собрались, как раз Астиле и принадлежит. В случае провала Кодера планировала все свалить на нее — благо Астила так глупа, что не догадается выдать остальных.
До этого дня Кодера не была в гостях у великой геомантки и теперь насмешливо осматривала интерьер. Во всем здесь видна какая-то пошлая роскошь — высокие шкафы, украшенные виньетками шифоньерки, письменный стол красного дерева с бронзовыми канделябрами и другими украшениями, диван, кресло, стулья красного сафьяна... В шкафах вместо книг лежат альбомы, исписанные скверными стихами и театральными рецензиями — Астила любит баловаться пером. На стене два больших портрета удивительно похожих тучных мужчин — Акс Камень и Вас Глыба, покойные отец и брат Астилы.
Колдуны рассаживались по местам, подозрительно косились друг на друга. Многие сегодня явились инкогнито — в масках, прикрытые ложными аурами. О присутствии Архенбуха вообще никто не догадывался — он стоял в углу невидимкой. Даже Кодера Ясновидящая с большим трудом различала смутную тень на этом месте — а уж она-то лучше всех умеет зреть незримое!
— Ты все-таки не стала приглашать личей? — послышался у нее в ухе шепот Архенбуха. — Болитриан и Лекайя могли бы стать хорошим подспорьем... да еще и тот новенький... Ингмарид...
— Не хочу я с ними связываться... — поморщилась Кодера. — Личи — ненадежные союзники...
— Просто ты не можешь читать их мысли...
— Да. Понятия не имею, что творится в их гнилых черепушках. И меня это настораживает.
— Как знаешь... Однако Астиле я бы на твоем месте тоже не доверял...
— Ее разум для меня — как книга с крупным шрифтом, — фыркнула Кодера.
— В этом-то и проблема... Астила совершенно не умеет хранить тайны... А под Симбаларем я своими ушами слышал, как она назвала владыку Лалассу кровожадным демоном...
Кодера поковыряла в ухе. Она никак не могла понять, с какой стороны от нее стоит Архенбух — слева или справа. Проклятый теневик вызывал у нее неприязнь — если бы не крайняя необходимость, она бы ни за что не стала связываться с этим ненормальным ктулхуистом. Она ведь и его мысли тоже читать не может — у остальных с легкостью, даже у Астилы, а вот Архенбух словно прикрыт стальной завесой.
Мастер—теневик, что тут еще скажешь?
Ктулху фхтагн, мои дорогие друзья, — произнесла Кодера, дождавшись, когда все рассядутся. — Пх'нглуи мглв'нафх Кхлул'хлуу Р'льиех вгах'нагл фхтагн
— Пх'нглуи мглв'нафх Кхлул'хлуу Р'льиех вгах'нагл фхтагн!.. — нестройно откликнулись остальные.
Некоторые демонстративно промолчали. Те, кто желал уничтожить чужаков в Совете Двенадцати, но не желал возвращения Древних. Архенбух Никто запомнил каждого из них.
Придет время, и в дома этих отщепенцев проскользнут зыбкие тени...
Вначале заговорщики беседовали о сравнительно нейтральных вещах. Жаловались на слишком резкие перемены, презрительно отзывались о паладинах и их богине, критиковали новые законы. Несколько дней назад колдунам была направлена «просьба» от Совета Двенадцати — добровольно пожертвовать все земли в казну, чтобы их было можно перераспределить более справедливо. Большинство отнеслись к этому спокойно — колдунам действительно польстило, что Совет просит их о помощи — но нашлись и те, кто буквально изошел желчью.
Особенно лютовал молодой колдун в голубом плаще — Ках Свободный. Несмотря на юный для колдуна возраст (всего двадцать восемь лет) и не слишком значительный плащ, он уже успел прославиться в Иххарии пылкостью, буйным нравом и склонностью к анархизму. Ках испытывал глубокое внутреннее отвращение к правительству — что к старому, что к новому. Наилучшим состоянием для страны он считал отсутствие всякой власти и законов. Сейчас он проклинал членов Совета Двенадцати, призывая убить каждого из них, всех до последнего.
88 
