38 
– Разве Голливуд не подталкивает к таким выводам?
– Не намеренно, конечно, но подталкивает. Голливуду просто нужны коммерчески успешные фильмы. Вечный вопрос: создает ли искусство время или просто отражает его? "Ребенок Розмари", "Знамение", "Изгоняющий дьявола". Что делают такие фильмы? Они объясняют страхи общества через демонические образы. А люди слушают и смотрят.
– Но разве они не просто одно из последствий растущего интереса к мистицизму в американской культуре за последние тридцать лет?
– Конечно. А что еще стало популярным у последнего поколения?
Я чувствовала себя как на экзамене. Какое отношение все это имеет к Анне? Я покачала головой.
– Фундаменталистское христианство. Здесь, конечно, все завязано на экономике. Приостановки производства. Закрытие заводов. Увольнения. Бедность и экономическая нестабильность уже повод для беспокойства. Но не единственный. Люди любого экономического уровня волнуются из-за смещения социальных норм. Стали меняться отношения между мужчиной и женщиной, между членами семьи, поколениями.
Она загибала пальцы на каждом пункте.
– Старые объяснения больше не работают, а новые еще не появились. Фундаменталистские церкви дают утешение, предлагая простые ответы на сложные вопросы.
– Сатана.
– Сатана. Все мировое зло от сатаны. Подростков вовлекают в поклонение дьяволу. Детей воруют и убивают в демонических ритуалах. По всей стране прокатываются сатанинские убийства рогатого скота. Логотип "Проктер энд Гэмбл" содержит тайный сатанинский символ. Побеги страха завязываются на слухах и питают их, вот они и растут.
– Значит, вы полагаете, что сатанистских культов не существует?
– Не совсем. Есть парочка, что там говорить, высокопрофессиональных организованных сатанистских групп, как, например, секта Антона Лавея.
– Церковь Сатаны в Сан-Франциско.
– Да. Но это маленькие, очень маленькие группы. Большинство "сатанистов", – она согнула указательный и безымянный пальцы обеих рук, заключая термин в кавычки, – скорее всего просто белые дети среднего класса, играющие в поклонение дьяволу. Иногда они выходят за рамки, конечно, бесчинствуют в церквях и на кладбищах или мучают животных, но по большей части только исполняют множество ритуалов и отправляются по следам легенды.
– Легенды?
– По-моему, так говорят социологи. Ходят в жуткие дома с привидениями или на кладбища. Зажигают факелы, рассказывают страшные истории, творят заклинания, иногда хулиганят понемножку. Потом, когда полиция находит рисунки и надписи, перевернутые надгробные камни, кострище, иногда мертвую кошку, люди сразу думают, что вся местная молодежь поклоняется сатане. Пресса подхватывает сенсацию, священники бьют в набат, и появляется новая легенда.
Жанно, как всегда, полностью владела собой, но во время монолога ее ноздри широко раздувались, выдавая напряжение, какого я никогда еще за ней не замечала. Я молчала.
– Мне кажется, опасность сатанизма сильно преувеличена. Еще один "текст преследования", как сказали бы ваши коллеги.
Внезапно она вскрикнула так, что я даже подпрыгнула на месте.
– Дэвид! Это ты?
Я не слышала ни звука.
– Да, мэм. – Приглушенный голос.
В дверях появилась высокая фигура, лицо скрывал капюшон куртки и гигантский шарф, завязанный на шее. Сгорбленная фигура показалась мне смутно знакомой.
– Извините меня на секундочку.
Жанно встала и исчезла за дверью. Я не уловила их разговора, но мужской голос звучал взволнованно, взмывал и опадал, как у хныкающего ребенка. Жанно часто его перебивала. Она говорила отрывисто и твердо в противовес неуверенному тону молодого человека. Я разобрала только одно слово: "Нет". Она повторила его несколько раз.
Потом наступила тишина. Через секунду Жанно вернулась, но не села.
– Студенты, – сказала она, смеясь и качая головой.
– Дайте угадаю. Ему нужно еще немного времени, чтобы закончить работу.
– Ничто не меняется. – Она посмотрела на часы. – Ну, Темпе, надеюсь, вы приходили не напрасно. Будьте поаккуратнее с дневниками. Они очень ценные.
Меня выпроваживали.
– Конечно. Я верну их не позже понедельника.
Я встала, положила материалы Жанно в портфель, взяла куртку и сумочку.
Жанно улыбкой проводила меня из кабинета.
* * *
Зимой небо Монреаля окрашивается в основном в серые тона – от сизого до железного, свинцового и цинкового. Когда я вышла из Беркс-Холла, влажные облака превратили день в пасмурный оловянно-свинцовый сплав.
38 
