– Прекрати изображать ковбоя.
– Добрая ты, как камень в шоколаде.
Райан говорил так громко, что на шее вздувались вены.
– Правда, Райан.
Я бы никогда не смогла сравниться с ним по мощности голоса.
– Ладно-ладно. Садись. Я пошла ко второму стулу.
– Я угощу вас газировкой, мэм.
Гарри захихикала.
У меня открылся рот, потом Райан вскочил и расстегнул мою куртку. Положил ее на стул, и я села.
Райан помахал официантке, заказал "Гиннес" себе и диетическую колу для меня. Я снова обиделась. Неужели я настолько предсказуема?
Он посмотрел на Гарри.
– Мне то же самое.
– Диетическую колу?
– Нет. Второе.
Официантка исчезла.
– А как же очищение? – проревела я в ухо Гарри.
– Что?
– Очищение?
– От одного пива не отравлюсь, Темпе. Я не фанатик.
Чтобы разговаривать, приходилось кричать, поэтому я сосредоточилась на музыкантах. Я выросла на ирландской музыке, и старые песни всегда будили во мне детские воспоминания. Бабушкин дом. Пожилые дамы, ирландский акцент, канаста. Складная кровать. Дэнни Кей на черно-белом экране. Засыпаю под пластинку Джона Гэри. Наверное, музыканты играли слишком громко, на бабулин вкус. Утрированно.
Группа запела балладу об отчаянном пирате. Я узнала песню и обхватила плечи. На припеве ладони сами захлопали в пятикратном стаккато. Хлоп! Хлоп! Хлоп! Хлоп! Хлоп! На последнем ударе появилась официантка.
Гарри болтала с Райаном, слова терялись в общем шуме. Я потягивала колу и оглядывалась. Высоко на стене в ряд висели резные деревянные щиты – тотемы древних семей. Или кланов? Я поискала "Бреннан", но из-за темноты и дыма большинство прочитать было невозможно. "Карга"? Нет.
Музыканты заиграли мелодию песни, которая бабушке понравилась бы. О молодой женщине, туго перевязывавшей волосы черной бархатной лентой.
Я посмотрела на фотографии в продолговатых рамках: портреты людей в воскресной одежде крупным планом. Когда их снимали – в 1890-м? 1910-м? Лица такие же угрюмые, как и в Беркс-Холле. Может, мешали жесткие воротники.
Настенные часы показывали время в Дублине и Монреале. Десять тридцать. Я проверила свои. Точно.
Через несколько песен Гарри начала размахивать обеими руками, чтобы привлечь мое внимание. Она походила на судью, который показывает нерезультативный бросок. Райан поднимал пустую кружку.
Я покачала головой. Он сказал что-то Гарри, потом поднял два пальца над головой.
Ну вот, подумала я.
Когда музыканты заиграли быстрый танец, я заметила, что Райан показывает в ту сторону, откуда мы недавно пришли. Гарри слезла со стула и исчезла в толпе. Цена узких джинсов. Даже думать не хотелось, сколько она простоит в очереди. Еще одно доказательство неравенства полов.
Райан снял куртку Гарри, положил ее на свое место, сел на стул моей сестрички, придвинулся ближе и прокричал мне в ухо:
– Ты уверена, что вы родились от одной матери?
– И отца.
От Райана пахло смесью рома и талька.
– Давно она живет в Техасе?
– С того момента, как Моисей вывел евреев из Египта.
– Моисей Мэлоун?
– Девятнадцать лет.
Я повернулась и уставилась на лед в стакане с колой. Райану не запрещено разговаривать с Гарри. У меня в любом случае не получится с ним пообщаться. Что же я так злюсь?
– Кто такая Анна Гойетт?
– Что?
– Кто такая Анна Гойетт?
Музыканты остановились на середине куплета, и имя прозвучало в относительной тишине.
– Боже, Райан, почему бы тебе еще и объявление не повесить?
– Мы сегодня какие-то раздражительные. Слишком много кофеина?
Он ухмыльнулся.
Я ответила злым взглядом.
– Вредно в твоем возрасте.
– В любом возрасте. Откуда ты знаешь об Анне Гойетт?
Официантка принесла напитки и подарила Райану не менее ослепительную улыбку, чем моя сестра. Он заплатил и подмигнул ей. Черт возьми.
– Общаться с тобой не сахар, – заявил он, поставив одну из кружек с пивом на стойку.
– Я исправлюсь. Откуда ты знаешь об Анне Гойетт?
– Столкнулся с Клоделем в деле о байкерах. И мы о ней поговорили.
– С чего бы?
– Он меня просил.
Никогда не пойму Клоделя. Он дает мне от ворот поворот, а потом обсуждает мой звонок с Райаном.
– Так кто она?
– Анна учится в Макгилле. Тетя попросила меня найти девочку. Дело не из разряда уголовных.