Последние отзывы

  6  

Незнакомец, поглощенный чтением молитвенника, казалось, не замечал ничего вокруг. Красная галька дорожки поскрипывала под моими подошвами. Я смущенно кашлянул. Монах рассеянно поднял голову. Некоторое время он молча смотрел на меня, как бы возвращаясь с высот на землю, и вдруг просиял улыбкой.

— Хелло, Марк, — сказал он бодро, — рад тебя видеть, дружище. — В нашем крепком рукопожатии выразилась вся полнота мужской нежности.

— Джимми, Джимми O'Xapa, — бормотал я. — Джимми O'Xapa — цел и невредим. Возможно ли это?

— Бог, видимо, этого пожелал, — засмеялся он, его немного близорукие глаза подернулись слезой.

— Так ты стал…

— Теперь я отец Кристиан.

Я, словно посетитель картинной галереи, сделал несколько шагов назад, чтобы лучше рассмотреть его.

— Да, — хрипло пробормотал я. — Ты — отец Кристиан. Но ты — и Джимми O'Xapa. Теперь я начинаю понимать, почему выбор аббата пал на меня. Но нет, на самом деле я ничего не понимаю…

— Тебе что, кажется такой странной наша встреча?.

— Но ведь минуло семнадцать лет!

— Ты, конечно, растерялся от неожиданности! Но давай сядем, тебе это, как вижу, совершенно необходимо.

Ноги мои действительно подкашивались, колени были как резиновые. Он дружески взял меня под руку и усадил рядом с собой. Этот товарищеский жест подействовал на меня успокаивающе. Перед моим мысленсым взором пронеслись кадры в стиле ретро. Антверпен. Осень 1944 года. Бегут разгромленные нацисты. Пришли англичане и канадцы со своими сигаретами и жвачкой. Потом американцы. Воинская часть, в которой я как резервист замещал отозванного коллегу, расквартирована в женском лицее. Мой первый разговор с майором O'Xapa. Моложавый, костлявый верзила — и такая обаятельная улыбка! Обветренное, загорелое лицо, волосы ежиком. Ему были поручены поиски спрятанных немцами перед бегством награбленных произведений искусства. Он не был ни знатоком живописи, ни искусствоведом. Он был археологом. Но на войне в таких тонкостях не разбираются. Итак, во время арденнского наступления и после него он в своем неизменном джипе с лихостью ковбоя объезжал славные своей историей фландрские городки.

O'Xapa инстинктивно угадал, что сейчас творится в моей душе.

— Не думай, — сказал он, — что я забыл, как в полдень под Новый год мы с тобой сидели за кружкой пива, которое привозили из ближнего траппистского монастыря.

— Да-да, — подхватил я. — И нам подавали две официантки с весьма откровенными декольте, которые презирали нас за полнейшее наше невнимание к их особам.

— Подожди, Джимми, именно тогда ты мне, кажется, сказал, что, хотя происходишь из католической ирландской семья, сам неверующий. Ради бога, не обижайся на меяя. Ведь и девушки у тебя тоже были. Как все это свести воедино?

— Нормально, старина. А не припомнишь ли ты наш тогдашний разговор?

— Нет. Стыдно признаться, но я помню только метавшие молнии глаза девчонок, которые, очевидно, принимали нас за кромешных олухов.

— Ты мне тогда сказал, Марк, что не веришь в бога и что тебя это порой огорчает, что на тебя иногда находит тоска по средневековой мистике, воплощенной в монастырях и церквах твоей страны…

— Ну вот теперь, когда ты мне напомнил… Я не понимал, как можно быть католиком в стране, которая никогда не знала нашего европейского религиозного средневековья.

— То-то и оно. Все, что ты мне тогда говорил, я осознал гораздо позднее. В Германии через мои руки прошли сотни средневековых примитивов, романских и готических скульптур, рукописных фолиантов… Может это и послужило началом…

— Уж не хочешь ли ты сказать, что в твоем преображении есть доля моей вины, что…

— Что поэтому я ушел от мира? Да нет же. Свое решение я принял лет десять спустя. Хотя вполне возможно, что возвращение к религии предков произошло во мне не без влияния старой Европы. После принятия послушничества у траппистов в Небраске я попросил отослать меня сюда, в Вестерхаут.

— И давно ты здесь?

— Около пяти лет.

— Почему же ты не уведомил меня?

— Это противоречит уставу.

Все еще не придя в себя от удивления, я внимательно разглядывал его. В этом монахе в грубошерстной рясе, казалось, не было и следа от прежнего красавца офицера, любившего блеснуть выправкой и щегольским мундиром. Но меня не оставляло чувство, что тут что-то неладно. Я сказал:

  6