— Должно быть, меня испортили своей честностью мои родители. С молоком матери я впитал убеждение в том, что между плохим и хорошим есть четкая граница и каждый должен отвечать за свои поступки. Так что не уверен, что мог бы защищать в суде кого-нибудь, наверняка зная, что этот человек виновен в преступлении. Ты только пойми меня правильно. Я вполне уважаю адвокатов и их работу. Я знаю: без них не обойтись, они — часть системы, которая работает, и, слава богу, работает не так уж плохо. И все же эта отрасль юриспруденции — не для меня.
— А ты честолюбив, — заметила она. Магазинная тележка, ехавшая следом за ней, тут же остановилась. Прежде чем ответить, Хантер хотел встретиться с Кари взглядом.
— Да, честолюбив, и не скрываю этого. Но я не считаю честолюбие пороком.
— Даже раздутое сверх всякой меры?
— Значит, для тебя я именно таков?
Она отвела взгляд в сторону.
— Был. Раньше. А теперь, — Кари в нерешительности опять подняла на него глаза, — и сама не знаю, что думать. Может, ты хочешь сделать карьеру в политике?
Его улыбка снова стала озорной.
— Поживем — увидим. А пока единственное мое желание — стать хорошим окружным прокурором.
— Ты уже стал им. — Взгляд ее глаз был вполне серьезен. Теперь в них не было и тени неуверенности.
Хантер ощутил знакомый прилив страсти и нежности. Она была не только соблазнительной женщиной, но и настоящей, волевой личностью, способной признавать собственные ошибки и прощать ошибки другим.
— Спасибо, — вымолвил он.
Некоторое время они смотрели друг на друга, потом Кари взялась за тележку.
— Расскажи мне о себе, — попросила она.
Как выяснилось, Хантер родился в штате Юта. Его отец владел страховым агентством. И отец, и мать здравствуют доныне. Одна из сестер замужем, другая еще учится в школе.
— Я второй ребенок в семье, к слову сказать, очень упрямый и скверный.
— Спорить не стану.
Он добродушно рассмеялся.
— Знаешь, мне очень хотелось бы познакомить тебя с моими домашними.
— Я и сама не против.
— А что расскажешь ты?
— О чем?
— О себе, своей семье, детстве…
Расплатившись за покупки и покинув магазин, они направились наскоро пообедать в ближайшую забегаловку. Гамбургеры оказались тощими, ломтики картофеля фри — сальными и гибкими, как макароны, а молочные коктейли состояли из одной пены. Однако Кари и Хантер не замечали этого.
Она рассказала ему о том, что в десятилетнем возрасте лишилась матери, что жила потом с отцом, который в одиночку боролся с жизненными трудностями.
— Я отчаянно, всей душой любила его. Он так старался быть мне и отцом, и матерью одновременно… Только теперь я начинаю понимать, как трудно ему приходилось.
— Чем он зарабатывал на жизнь?
— Он был журналистом, работал в газете. Там я впервые вдохнула воздух редакции, который сразу же опьянил меня. Можно сказать, что я воспылала любовью к своей нынешней профессии с первого взгляда. Каждый день после школы я приходила к отцу на работу. До сих пор помню, какое это чувство — первой читать только что оттиснутые газетные полосы. Подумать только, ты узнаешь все новости первая! Меня просто распирало от счастья и гордости. Держать руку на пульсе событий — что может быть более захватывающим? Теперь для меня это составляет смысл жизни.
— Наверное, смерть отца стала для тебя особенно тяжелой утратой?
— Да, это было нелегко пережить. Я чувствовала себя совершенно одинокой, какой-то неприкаянной, пока не встретила Пинки. А потом Томаса.
Имя покойного мужа сорвалось с ее губ, прежде чем она успела проконтролировать себя. Кари бросила обеспокоенный взгляд в сторону Хантера, но тот только улыбнулся.
— Ну что, кажется, поели?
Он повел ее к машине, и они вместе поехали обратно в горы, в Брекенридж.
Сунув провизию в холодильник, Кари и Хантер посвятили остаток дня автомобильной экскурсии, целью которой было посмотреть все и ничего в особенности. Когда Хантер наконец привез ее обратно домой, она поинтересовалась:
— Где ты сейчас живешь?
Он неопределенно повел подбородком в сторону западной части города:
— В кондоминиуме у Восьмого пика. Знаешь жилой комплекс под названием «Фор-о'клок ран»?
— Знаю. Квартира принадлежит тебе?
— Нет, просто снял на неделю. Конечно, твоему жилищу она и в подметки не годится. Как будешь ужинать — одна?
— А ты?
Его лицо озарилось мальчишеской улыбкой, и Кари подумала, что он скорее всего был любимцем у матери и сестер.