72 
Гай ускорил шаг. Что ж, можно идти по уже расчищенному кем-то пути, но зачем, если это не его путь? Он должен следовать своей дорогой, пусть даже она и будет завалена камнями! Так рассуждал Гай Эмилий, человек, не испытавший настоящих поражений, воображавший, будто его независимость — залог неуязвимости, никогда не чувствовавший на себе гнета некоей ужасной великой силы, именуемой государственной властью и государственным произволом.
Не без труда отыскав особняк, в котором жила Ливия (тут Гаю помог случайно встреченный старый раб, за скромную плату указавший дом квестора Луция Ребилла), он осторожно обошел кругом ограды.
Неподалеку от задней калитки стояла какая-то парочка. Вечерний воздух был неподвижен и чист, и облекавшие фигуры людей легкие тени казались живыми. Мужчина и женщина стояли под деревом; лицо женщины тонуло во мраке, но волосы тускло золотились в свете луны. Гаю почудилось, что он узнал рыжеволосую служанку Ливий. Он даже вспомнил имя девушки — Тарсия. Эта рабыня казалась смышленой, вдобавок была чрезвычайно преданна госпоже. Что если передать письмо через нее? Но он не мог приблизиться к девушке, пока рядом с ней находился мужчина, и потому терпеливо ждал, укрывшись за стеною невысокого кустарника. Иногда до него долетали их голоса, но слов нельзя было разобрать. Гай чувствовал, как под одежду пробирается ночной холод, ноги затекли без движения.
Наконец парочка решила расстаться. Гай замер, боясь упустить момент, когда мужчина удалится на некоторое расстояние, но девушка еще не успеет войти в калитку. Она уже взялась за тяжелое железное кольцо, и тут Гай окликнул ее:
— Тарсия!
Рабыня обернулась. Он быстрым шагом приблизился к ней. Девушка смотрела хотя и с удивлением, но, к счастью, без страха. Гай растерялся, не зная, как начать разговор, потом сказал просто:
— Я хотел спросить тебя о госпоже.
— С ней все в порядке, она здорова, — отвечала рабыня. Тогда Гай достал из складок одежды запечатанные воском таблички.
— Передай ей это, только так, чтобы никто не видел.
Во взгляде девушки отразилось секундное замешательство, однако она взяла письмо.
— Я не стану ждать ответа прямо сейчас, — промолвил Гай, — принеси мне его на днях, если, конечно, твоя госпожа согласится написать. Там сказано, как меня найти.
Тарсия кивнула. Сунув ей в руку несколько серебряных монет, Гай повернулся и быстро скрылся во тьме.
Спрятав письмо под туникой, гречанка нырнула в калитку. Она возилась с ключом, думая о том, что нужно смазать замок, и не слышала шагов в дальнем конце дорожки. Наконец девушка выпрямилась, и в этот момент деньги выскользнули у нее из рук и покатились по каменным плитам. Тарсия бросилась их собирать и поздно заметила приближавшуюся к ней фигуру. Это был высокий мужчина в белом одеянии, — казалось, одна из статуй в саду внезапно сошла с пьедестала.
Подойдя к гречанке, Луций Ребилл остановился и испытующе смотрел на нее.
— Где это ты бродишь так поздно? — произнес он отчужденным холодным тоном, каким обычно говорил с недругами и рабами.
— Я выходила совсем ненадолго, госпожа отпустила меня, — пробормотала Тарсия и тут заметила направление его взгляда — Луций смотрел на ее сжатую в кулак руку.
— Что у тебя там?
Гречанка распрямила ладонь — серебро ярко сверкнуло в лунном свете.
— Где ты это взяла? Украла?
— Нет.
— Тогда кто тебе дал?
Девушка молчала. Она словно бы оцепенела, не понимая, что у нее спрашивают, кто с ней говорит. И она не потупила взор — она стояла и смотрела на собеседника своими светлыми глазами, в которых читались отчаяние и укор: такая реакция вызвала у обычно сдержанного Луция приступ злобы. Он рванул девушку за тунику — ткань порвалась, и спрятанные на груди таблички упали на землю. Луций уставился на них:
— А это что такое? Подними и дай мне.
Обомлевшая от растерянности и страха Тарсия повиновалась и подняла таблички, но не спешила отдавать — так и стояла, сжимая письмо в одеревеневших пальцах.
— Ну?
— Это для госпожи, — выдавила она.
— Тогда тем более давай сюда! — Луций вырвал дощечки из рук девушки. — Кто их передал?!
Тарсия молчала. Луций пристально смотрел на нее: казалось, в этом взгляде сосредоточились все темные силы его души.
— В моем доме рабыни не смеют перечить хозяевам, лгать им или что-то скрывать. Должно быть, ты еще не знала плетей! Завтра же будешь наказана, а потом, клянусь фуриями, я найду способ избавиться от тебя!
72 
