После паузы Клок сказал:
– Короче, Витяня, канал этот, по которому Вий получает стволы, должен стать нашим, вот и вся задача. А там я Вия тебе отдам, делай с ним, что хочешь.
Калюжник и на этот раз не стал сыпать обещаниями, мол, я из Циклопа, что прикажешь, то и сделаю, хоть на корм в зоопарк сдам, хоть самого в клетку посажу к обезьянам, где ему самое место. Калюжник терпеть не может лесть, а Клочко тащится от лести. Льстецы опасны не только тем, что возвышают тебя в твоих же глазах, а больше всего тем, что являются двуличными, двуличный всегда продаст за две копейки. Разумеется, Калюжник вовсе не стремится выглядеть в глазах Клочко святым. Уж он точно не святой! Просто в тот момент, когда Клочко ждал от него заверений в вечной преданности, Калюжник думал: «С каким бы удовольствием я перерезал бы тебе глотку».
Тем временем Клок налил в бокалы на поллитра граммов по пятьдесят коньяку, подал один Калюжнику. Тот взял. Ну, а зачем этот понт? Что он из себя строит? Нормальные мужики не пьют спиртное каплями, как микстуру, тем более не размазывают несчастные капли по лохани. Есть рюмки, стаканы, те же бокалы, в конце концов, но зачем капать на дно бадьи? Калюжник выпил одним глотком, который и глотком не назовешь, хотел из хулиганских побуждений уронить бокалище, но передумал.
– Тут есть еще одна неприятная новость, – произнес Клочко, как всегда, с многозначительным видом. – Грохнули нашего представителя...
– Какого представителя? – взирая с жадностью на бутылку с многочисленными звездочками на этикетке, спросил Калюжник. Сейчас бы принять этого напитка грамм двести....
– Елецкого.
– Комсомольца, что ли? – хмыкнул Калюжник.
– Лидера молодежного движения, – поправил его Клочко. – Что у тебя за ассоциации? Комсомола давно не существует.
Еще одна черта злит Калюжника: Клок вечно вворачивает словцо, смысл которого не понятен. Но он и виду не подал, что не знает значения слова «ассоциация». Просто спросил:
– На хрен тебе молодняк?
– О, это сила, Витяня. Кровь у них кипит, энергии валом, им только дай повод, разнесут все к чертовой матери.
– Никак государственный переворот надумал смастырить? – не удержался от смешка Калюжник.
– Как думаешь, может, у нас конкуренты завелись?
– В смысле? – Действительно не понял Калюжник, так как Клок без перехода переключился, кажется, на другую тему.
– Косят наших нагло. Кто это такой смелый?
– Спрашиваешь, будто я знать обязан, – проворчал Калюжник.
– А ты постарайся узнать, все же ближе стоишь к народу. Может, слухи какие ходят... Ты наливай, наливай, не стесняйся, – наконец он заметил, куда косится Витяня.
Второй раз Калюжника не надо просить, он налил скромно – граммов сто пятьдесят, выпил двумя глотками, крякнул и кинул в Клочко взгляд из-под нахмуренных бровей. Внезапное открытие сразу успокоило Калюжника, он потеплел, потому что ощутил всеми фибрами души настоящего Клочко.
А ведь Клок, крутой и недосягаемый, боится. Боится, что его грохнут, как того же Елецкого, который был треплом, прихлебателем и лизоблюдом. Значит, не чувствует себя недосягаемым. Да он такое же ничтожество, как и большинство в клане! Калюжник получил повод задуматься: а почему ничтожество помыкает им, а не наоборот? И Калюжник перестал бояться Клочко.
Глава 19
Вторично ее мучило несварение. Но едва Марьяна почувствовала себя сносно, включилось серое вещество. Замечательно, когда оно хоть и плохонькое, но есть! Ситуацию, в которую влипла Марьяна, оно высветило иначе. Раньше, даже сидя в изоляторе, она почему-то думала, что все должны верить ей. Сейчас же, попав в привычную обстановку, выяснив, что часть дома со всем содержимым останется за ней, как бы детишки папы Фисуна ни бились в припадках бешенства, Марьяна испугалась потерять последнее. А почему испугалась? Потому что дошло: ей не верят, ее могут посадить. Надо спасаться. Но как? Есть кое-какие связи, по наследству доставшиеся от папули Фисуна, чтоб он в гробу перевернулся. Марьяна ринулась в кабинет, перерыла визитные карточки, отобрала несколько и спустилась в гостиную. Полулежа на диване, задумалась, перебирая визитки. Кому позвонить, чтоб точно помог? Выбор пал на Клочко. Тот слюной исходил, когда танцевал с ней, и прижимал пламенно. Она набрала номер и, услышав отклик Клочко, придала своему голосу беззаботный тон:
– Это Марьяна Фисун. У тебя есть время?
– А что такое? – Он был удивлен, она же ни разу не звонила ему.