Лёгкий, ненавязчивый романчик 
168 
Тем временем Анри успешно зажал в угол сразу троих бандитов. Смертоносные и на удивление быстрые круги тяжелого двуручного меча не давали убийцам возможности выбраться из западни стен. Они мешали друг другу, спотыкались о хлам под ногами, поочередно нападали и поднимались, комично скользя на обломках и судорожно хватаясь руками за штаны товарищей.
«Таких идиотов убивать даже жалко! – думал Анри, продолжая наступать. – Выпороть бы мерзавцев, да так без штанов, с красными задницами в город и отпустить, но нельзя… Мне нельзя оставлять свидетелей, тем более здесь и сейчас!» Прошедшее вскользь, как будто случайно, острие меча вспороло шею первой из загнанных в угол крыс. Резко отклонившись от удара в спину все-таки нашедшего свой меч юнца, Анри небрежно отпихнул его потерявшее равновесие тело в сторону и полоснул вдогонку мечом чуть пониже затылка.
И тут, когда врагов осталось всего двое, провидение сыграло со старым солдатом злую шутку. Сделав шаг вперед, Анри поскользнулся и упал, выронив от неожиданности меч. Подняться он не успел, обрадованные неудачей противника убийцы тут же набросились на него. Перед глазами Анри появилась оскалившаяся физиономия бандита и быстро приближающееся к его голове лезвие меча. Но в самый последний миг перед тем, как воина должна была постигнуть позорная смерть в куче отбросов, что-то произошло. В воздухе раздался свист, и меч, вместо того чтобы опуститься вниз, полетел к потолку, а кисть растерянно таращившегося бандита изогнулась гусиной шейкой. Через секунду где-то за спиной пытавшегося подняться Анри послышался шум падения тела. Бандит с переломанным запястьем пытался бежать, но вдруг упал, широко, как птица, раскинув на лету руки.
Анри обернулся. Шагах в четырех за его спиной стоял эльф, командир той самой троицы, с которой он дрался в Торалисе. В руке у широко улыбающегося спасителя был длинный кнут, а во второй блестело лезвие метательного ножа.
– Я один, хочу говорить, – произнес Мансоро, мгновенно стирая с лица злорадную ухмылку и пряча нож в складки плаща.
Графская карета ехала впереди на расстоянии семидесяти – восьмидесяти шагов. Сейчас, спустя несколько часов после беседы, Совер уже не казался гному отпетым мерзавцем. По крайней мере, сменив дорогой костюм на поношенное одеяние разорившегося провинциального дворянина, его сиятельство оставил барские замашки и не гнушался тяжелой работы. Совер сам управлял каретой, в которой лежал его раненый друг, а не заставлял трястись на козлах больного Нивела или кого-то еще из компании не оправившихся после штурма замка авантюристов. Возницей он был никудышным, экипаж петлял по размытой дороге, как маркитанская лодка вокруг флагманского фрегата, но надо было отдать графу должное: на обочину он не съезжал и не переворачивался.
Они уже несколько часов тащились по пустынной местности, на которой не было ни пресловутых мятежников, ни солдат легендарного пехотного полка. Правил лошадьми Артур, Пархавиэль сидел рядом на козлах и во время вяло текущей беседы на тему: «Как нам побыстрее избавиться от навязчивой благосклонности графа?», как-то еще умудрялся рассматривать унылый военный пейзаж и думать о своем, о том, как найти друга в чужом городе и как продолжить поиски, если им с Артуром не удастся избавиться от нового работодателя. Флейта сильно изменилась: стала жестче, замкнутее и злее. Сначала Пархавиэль перестал ей доверять, а теперь уже не воспринимал всерьез, как человека, у которого полностью отсутствуют уважение к другим и собственное мнение. На Нивела тоже нельзя было положиться, он был всего лишь ребенком, к тому же с извращенными, чрезвычайно наивными представлениями о жизни.
«Байки это все, глупости, – пришел к выводу Зингершульцо, в очередной раз прокручивая в голове тогдашний разговор у костра с пиратом. – Почудилось Артуру, небось хотел дверь запереть да позабыл, а потом, в суматохе, позабыл, что позабыл… Вот и несет какую-то ахинею насчет хождения через стены. Он бы еще парнишке пару невидимых крыльев приделал бы да по воздуху летать научил!»
Утверждать, что Артур сумасшедший, Пархавиэль не мог. Наоборот, чем дольше он общался с бывшим пиратом, тем больше тот ему нравился. В нем чувствовалась сила, решительность, рассудительность, наличие понятий о чести и многие другие качества, изменившие представление гнома о «лысом бандюге» настолько, что он стал считать Артура своим полноценным боевым товарищем. Этого высокого звания не удостаивался еще ни один человек, даже те, с кем Пархавиэлю пришлось бок о бок сражаться в Альмире.
168 
