Особенно,... 
92 
– Ух ты, совсем упарился, – радостно заявил бродяга, взирая на лекаря глазами счастливого экспериментатора, только что воплотившего в жизнь плод своих непосильных трудов и вполне удовлетворенного достигнутым результатом. – Вот так вот, дружище, красавица наша часиков так десять поспит, если не больше…Что скажешь? Вишь, не только лекари зелья умеют варить, но и мы, бродячая шантрапа, кой на что сгодимся!
– Раствор, конечно, интересен…– Юноша опять превратился в ученого сухаря, мерявшего жизнь нормами строгих догматов. – Но бесполезен. Процесс приготовления чрезвычайно опасен, велика возможность случайного инфицирования, необоснованно высокие затраты, да и практическое применение – нуль.
– Как это нуль? – удивился Шак, пораженный услышанным. – Девица-то что, не заснула, что ль?
– Заснуть-то заснула, – хмыкнул Семиун, бросив взгляд на расплывшееся в блаженной улыбке лицо спящей красавицы, – да только есть куда более эффективные способы лишения чувств, например удавка, главное, только не перетянуть, или дубиной по голове…
– Ну уж извиняйте, господин ученый зануда! – зажестикулировал Шак, оскорбленный таким подходом к оценке его трудов. – Женщину по голове палкой дубасить как-то не обучен, воспитаньице у меня не то, не костоправское. Это у вас лучшее успокоительное да обезболивающее по темечку молотком вдарить, а я так не могу…слюнтяй-с мы!
– Не важно это уже, что сделано, то сделано, – произнес Семиун, не желая спорить и отстаивать свою правоту. – Что с красавицей-то делать будем: свяжем и с собой заберем иль здесь оставим?
– Здесь оставим…вместе с каретой, – ответил шарлатан, тоже не видя смысла в продолжении спора. – Лошадей возьмем, а карета нам уже ни к чему.
– А как же барахло, да и ты говорил? – Семиун перестал понимать своего компаньона, еще недавно доказывавшего, что им для скрытности передвижения необходим экипаж, а теперь готового вновь пересесть в седло.
– Что говорил, от того не отрекаюсь, привычки такой дурной не имею, – в голосе Шака все еще слышалась обида. Его изобретение не оценили, плюнули в ранимую душу, а это трудно простить. – Но ситуация немного изменилась. Мы ехали в карете, а девица нас все равно нашла, да и рожи наши уже многим примелькались…
– Не хочешь ли рожу сменить? – пошутил лекарь, но почему-то его слова не вызвали раздражения.
– Угадал, только не рожу, а рожи, и начну я с тебя, – произнес шарлатан совершенно серьезно.
– Совсем сбрендил? – испугался Семиун, понявший по выражению лица компаньона, что это не шутка.
– Мне уговаривать некогда. Иль марш к луже и харю свою отмой…– приказал Шак, уставившись на юношу исподлобья суровым взглядом, – …ль пшел вон отсюда, лекаришка, чтоб я тя больше ни разу в жизни не видел!
Умываться в придорожной грязи – удовольствие сомнительное, но Семиуну пойти на это все же пришлось. Дело было даже не в том, что компаньон, задумавший перейти все грани разумного и поэкспериментировать над его внешностью, был на голову выше ростом, шире в плечах и сильнее. Шак не стал бы заставлять его, но в то же время и решения своего не изменил бы. В силу определенных причин, Семиун не мог разорвать странный союз, да и к бродяге он как-то уже привязался…К тому же не хотелось бросать начатого, когда до конечного пункта их маршрута оставалось всего ничего, какие-то жалкие часы пути.
– Ну-ка, ну-ка, какое безобразие мы тут имеем, – произнес Шак, беря подошедшего к экипажу юношу за подбородок и внимательно рассматривая каждую ямочку, каждую морщинку на его лице. – Довольно сносно. Не долее четверти часа промучу!
Слово «промучу» вызвало у Семиуна дрожь в коленях. Слишком свежи были воспоминания о сыром подвале и обворожительной чаровнице с ее водянистыми ручками, доставившими юноше множество незабываемых впечатлений. Однако среди разложенных Шаком на сиденье кареты вещей: флакончиков, скляночек, помазков да кистей – не было ни скальпеля, ни зажимов, ни пилок по кости, ни ужасающих одним только своим видом шлифовальных инструментов, одним словом, ничего, что могло бы причинить хоть какую-то боль.
Сначала бродяга обмазал верх головы, лицо и шею лекаря какой-то вязкой мазью, пахнущей яблоками и репой, затем осторожно надавил на брови и прошелся по ним другим составом, чуть-чуть пощипывающим, но все же терпимым. После того как мази были удалены с головы юноши влажной тряпкой, Шак улыбнулся, видимо, довольный результатом, и приказал ему закрыть глаза. Что было потом, Семиун не запомнил, но его компаньон обмазал стянувшуюся кожу лица целым десятком различных по запаху и вязкости смесей и чуть было вусмерть не защекотал кисточками. Как и было обещано, мучения лекаря продлились всего четверть часа, ну, может быть, чуть долее.
92 
