Ещё, ко всем прочим неудобствам, можно добавить крайне недружелюбное местное население. Хотя, когда мы первый раз мотались в Тракенен — мелкий городишко к востоку от Гумбиннена, это самое население, было дружелюбным до оскомины. Правда жители города, в основном состояли из детей и баб со стариками. Мужиков призывного возраста, я там практически не видел. Небось все сейчас на фронте. Тотальная мобилизация она потому и тотальная, что гребли и косых, и хромых, и кривых, не взирая на возраст, лишь бы оружие держать могли...
А я, пока ехал в джипе по узенькой брусчатой мостовой, с интересом оглядывался. Тракенен, наши взяли сходу и уличных боёв здесь не было, поэтому разрушенных зданий практически не видел. Зато физиономии всех встречных немцев были сильно похожи друг на друга. Я сначала даже не понял, почему мне это так кажется и только потом дошло — их всех объединяло выражение удивления и страха. Любимый фюрер ведь зуб давал, что на территорию Рейха ни один вражеский солдат не ступит, вот ему сдуру и поверили. А теперь, глядя на наших бойцов, не верят своим глазам и ждут, когда же русские Иваны их резать начнут. Город уже неделю как наш, и фронт ушёл чуть дальше на запад, а они всё в ожидании резни пребывают...
Мы-то, в этот Тракенен, следом за квартирьерами приехали, посмотреть, что нам подобрали в качестве жилья. Поэтому, возле центральной площади, я вышел из машины и спросил у первого попавшегося старикана, который вместе с двумя молодухами тащили куда-то сетку от панцирной кровати, где здесь находится Линден аллее? Так эта троица, сетку моментально бросила, девки спрятались за старика, а тот, сдёрнув с головы суконную кепку, поклонился и дрожащим голосом пустился в объяснения. При этом все тряслись настолько, как будто по окончании объяснения, я им голову откушу. Зрелище было довольно неприятное, поэтому плюнув на заикающегося фрица, прошёл чуть вперёд по улице и узнал о местонахождении Липовой аллеи у нашего регулировщика. Дядька довольно толково объяснил, как туда добраться и мы двинули дальше, в сторону усадьбы которую нам определили под постой. В общем, в тот раз так и не вышло пообщаться с настоящими гражданскими немцами гитлеровского разлива.
Зато потом, когда мы переехали, наобщался — по самое не могу. Пока мы ждали сведений от «тихонь», то в свободное от изучения обстановки время, прогуливались по городу. Так вот что хочу сказать — немцы откровенно лебезили. Вывесив из каждого окна по простыне, типа — сдаюсь, сдаюсь, они и на улицу лишний раз старались не появляться. А те кто осмеливался высунуть нос, старались прошмыгнуть как можно быстрее и незаметнее, а если к ним обратишься с каким-нибудь вопросом, обязательно снимали свои прикольные шапки с длинными козырьками, кланялись и только тогда, отвечали.
В самой же усадьбе, произошла неожиданная встреча. Этот здоровый дом, стоял на окраине, в окружении каких-то хозяйственных построек. Мы подрулили к крыльцу и вместе с Пучковым вошли в наше будущее жилище. По сохранившейся обстановке, было видно, что здесь жили люди далеко не бедные. Там даже настоящий рояль «Беккер» присутствовал и масса картин, развешанных по стенам. Картины были как на холстах, так и нарисованные внутри больших фарфоровых тарелок. Лёха снял одну из них и удивлённо покрутив в руках, спросил:
— Слушай Илья, а зачем они в тарелках рисуют? Или у фрицев посуды слишком много и девать её просто некуда? Ведь уже в который раз вижу — висит суповая тарелка, а в ней картинка...
— Хрен его знает — традиция наверное, а может просто мода такая... Ладно, пойдём второй этаж проверим.
На втором этаже тоже никого не было и были видны только следы поспешных сборов. Всюду валялись какие-то тряпки, а из распоротой подушки, лежащей посреди длинного коридора, высыпалась целая куча пуха. Пока я оглядывался, прикидывая где и как мы разместимся, Пучков уже убежавший вниз, завопил:
— Илья! Смотри что я нашёл!
А нашёл этот неисправимый желудок, несколько банок с вареньем. Пока я добрёл на его крик, он одну уже вскрыл и прицелился откушать:
— Во, гляди — вишнёвое, без косточек! Будешь?
Гек зачерпнул варенье, но больше ничего сделать не успел. Я отобрал и ложку и банку, возмущённо сказав:
— Лешка, ты что — сбрендил? Помнишь, что на инструктаже говорили? Фрицы специально продукты оставляют отравленные, а наши лохи и рады стараться халявой воспользоваться. В двести тридцать шестой дивизии — два отделения так же компотику попило и всё — никого не откачали... А взводного, который хоть сам и не пил, но это не пресёк — под трибунал...