А авторица, написав такой бред, в своём... 
281 
Фёдоров недоволен, что отставлен, и другие питерские поварчивают. Но уже они Лениным укрощены.
Больше половины зала – в солдатских шинелях. Плохо, серое крестьянство задавливает рабочий класс.
Нетерпеливо вертелась: когда же? Скорей бы! На больших часах зала уже семь – а головки всё нет, всё торгуются.
А на набережной, под окнами Морского корпуса, волнуется толпа, сошлось сюда несколько заводских колонн. (Это – мы поработали.) Всё те же грозные лозунги. Членам ИК придётся через это гудение пробираться, да какие-то и объяснения снаружи дать. Всё – подействует на нервы, всё – надо использовать.
А две тысячи депутатов – хозяев России! – не кричали, не вызывали, не топали ногами, – покорно переполняли зал, ждали своё возглавление. Масса…
Не сказать этого нигде вслух, но к классовой теории, но к диктатуре пролетариата надо сделать поправочку на яркие личности. Без группы ярких личностей никакая диктатура пролетариата ничего не потянет. И тревожный момент, что сейчас в головке большевиков ярких личностей – два с половиной и обчёлся. Остальные здесь в Петрограде – все серяги, нет лица.
Ну, разумеется, вот приедет Троцкий, это – пламя, это характер! Но если он к нам примкнёт. Ну, разумеется, Парвус, – но он уже германский. Ну, пожалуй Бухарин, да Радек, когда доедут. Ну вот Раковский уже в Одессе. Ну, может быть, толк выйдет из Ногина. А больше ведь никого, всё исполнители, жуть! Маловато для России?…
Но вот – и головка ИК. Сюда пробирается Каменев, сейчас расскажет. А в президиум заходят неразлучные длинный Церетели и маленький Чхеидзе, прямо Пат и Паташон, молоканский лоб Скобелев, и вся, вся соглашательская сволочь. Лица довольные. (Каменев сообщает: лакейский торг, Церетели сторговался с ними ещё утром, не знаю почему не слали своей поправки весь день. Хотят заморочить Совет „большой победой” и лизать пятки правительству.)
Начали – в двадцать минут восьмого.
Начал – Чхеидзе, слабым голосом, волоча уже непосильную председательскую должность. При встрече с министрами оказалось, что Временное правительство вкладывает в свою ноту то же содержание, как и мы в декларацию 14 марта.
Какой цинизм!…
Вот, получено необходимое разъяснение, его объявит товарищ Церетели.
И – поднимается социалистический князь. Как быстро он возвысился в главу всего Совета, едва воротясь из Сибири. Он – опасен: тем, что приятен наружностью, голосом, и говорит и мыслит ясно, и впечатление искреннее. (Он искренен и есть, он – искренне заблудился.) Но – и не слишком опасен, Ленин не считает его вождём: нет в нём борцовской хватки. Если схватиться насмерть – он не устоит.
Вопрос о мире должен быть поставлен в международном масштабе, его не решить силами одной русской демократии. (Это мы знаем, и согласны.) Мы рассчитывали, что наш отказ от аннексий вызовет встречное движение мировой демократии. Когда была обнародована нота Временного правительства, демократия признала, что она туманна. В ноте мы с тревогой прочли формулу „борьба до решительной победы” – известную формулу империалистической политики, которая означает войну до бесконечности. Но каждая неясность – удар по демократии. Временное правительство ответило нам, что дело только в неудачной формулировке. (Ах, шкуры цензовые!) Тогда мы потребовали издать разъяснение, чтобы поставить все точки над „и”. (И что поняли, князь, депутаты в этом „и”, и сколько точек?) И вот, сегодня правительство прислало нам разъяснение, которое будет передано и послам держав.
Уклончивый лепет перепуганного правительства, отписались ничтожной бумажкой. Тут бы и пугать их дальше, но Церетели, конечно, спешит объявить „разъяснение” успехом Совета.
И вот, мол, конфликт, который мог бы произойти, устранён. (А - про нас? молчит, отметим.) Таким образом, правительство не порвало с демократией, оно доказало, что заслуживает нашей поддержки. Если бы Временное правительство действовало под влиянием буржуазии – тогда мы должны были бы взять власть в свои руки, хотя мы сейчас к этому ещё не созрели. Нет больше поводов подозревать правительство, оно с народом. Вот – разъяснение. Это начало международного обсуждения отказа от насильственных захватов. Когда и другие государства пойдут по нашему пути, то мы и приблизимся к миру. Временное правительство будет продолжать оставаться у власти, а мы, поддерживая его, будем действовать заражающе на пролетариат других стран. (Какая чушь! Сколько таких утончённых буржуазных подголосков пришлось выслушивать в Европе – а вот они уже и у нас есть.) И вот, для нашего собрания – резолюция, читает. (Та же уклончивость, выложенная другими фразами. Потерпев позорное поражение – изображают победой.) Горячо приветствуем митинги и демонстрации пролетариата (которые сами же останавливали изо всех сил). Западные правительства теперь поставлены в необходимость высказаться перед лицом своих демократий… (Лови ветер!) И в конце, от себя: это – наше великое завоевание, поздравляет Совет с победой, мы нашли твёрдую основу для прочности наших отношений с правительством.
281 
