Последние отзывы

  11  

Позже миссис Хойт объяснила мне: ради безопасности укротителя, чтобы звери почуяли, кто тут хозяин, им в таких случаях полагается проделать все трюки наново и без ошибок — только тогда их выпустят с манежа и вознаградят мясным обедом. Пока дети рыдали в три ручья, а их родители приговаривали: «Спокойно, это все понарошку», тигры, раздраженно ворча, повторяли задания и огрызались на дрессировщика. Опять прыжки, перевороты, железные обручи. Вот тигры снова ложатся мордами вперед. Как и в прошлый раз, поднимается заслонка. Вновь виден силуэт пухленькой птицы с клювом как банан. Дрессированный пингвин опять ковыляет по манежу, надеясь на аплодисменты и свежую рыбку. Вот уж не знаю, о чем думал этот второй пингвин, шагая мимо грязной обезглавленной тушки своего коллеги. «Улетай отсюда! Скорее улетай!» — закричал маленький мальчик слева от меня.

Я описываю эту сцену, мистер Мэйси, лишь затем, чтобы рассказать про цирк, каким он был в 1922 году. За тиграми последовали китайские люди-змеи средних лет, к смущению аудитории сплетавшие тела самым замысловатым образом. Потом быстро выступил гимнаст на воздушной трапеции, одетый в трико с блестками: покачался чуток, упал на веревочную сетку, спрыгнул на песок и, на ходу разоблачаясь, побрел прочь. Все это время человек лет шестидесяти с равнодушным лицом играл на расстроенном пианино. Время от времени он страдальчески бормотал испуганным детям: «Ах, цирк! Волшебный цирк! Волшебный цирк…»

— Он закончил консерваторию. Дирижировал нашим оркестриком из десяти человек в те времена, когда с нами был Пол, — сказала мне назначенная «ближайшим родственником» Пола Колдуэлла Эмма Хойт, и лицо ее перекосилось. Она понимала, что скоро с цирком будет покончено. Может, еще с неделю она бы и выдержала, но «Цирк Летающих Братьев Хойт» переживал предсмертную агонию, чему я и стал свидетелем. Почти каждое предложение Эмма Хойт начинала со слов «вот в лучшие времена», или «когда мой муж Бойд был жив», или, самое интересное, «как хорошо, что Пол этого не видит».

Эта женщина лет сорока пяти была одета во что-то вроде цветастого военного мундира и по-своему привлекательна. Блондинка, волосы уложены под красным цилиндром. Зажигала одну сигарету за другой, но не курила. Ее фургончик пах духами, дрессированными собаками и навозом диких зверей.

Про Пола Колдуэлла она могла говорить бесконечно. Я сказал, что она вполне может унаследовать причитающиеся ему деньги, но миссис Хойт меня осадила: «Это невозможно. Он всего лишь пропал без вести». Я все конспектировал, так что теперь легко более-менее точно установить, кто что сказал. (Как вы считаете, что лучше: публиковать отредактированные рассказы с длинными диалогами или отрывки моих записей? Последнее, конечно, достовернее, но читатель-то хочет на самом деле почувствовать себя на моем месте, а, мистер Мэйси?)

— Ваш визит вызвал к жизни столько тяжких воспоминаний, мистер Феррелл. Пол был самой яркой звездочкой на небосклоне нашего цирка. Ему так нравилось все, что мы делали. Я каждый день про него думала — как он там, на фронте, сражается за нас, за наш волшебный цирк. Не поймите меня неправильно, в Германии тоже были хорошие цирки, но кайзер не слишком-то их жаловал. Нам, людям свободы, нравится то, с чем он и ему подобные никогда не смирятся… Когда Бойд ушел в лучший мир, я написала Полу, пообещала сделать все, чтобы цирк его дождался. После войны Пол мог бы стать владельцем, если бы пожелал. Он мог бы все изменить. Он был так предан цирку… Вы, конечно, хотите услышать историю с самого начала. Пол прибился к нам, когда ему было лет девятнадцать или двадцать. Его нашел Бойд, сказал, что обнаружил «невероятно талантливого» мальчишку. Он следил за Полом на рынке, тайком пошел за ним следом, смотрел, как тот работает. Бойд сделал вид, что просто гуляет и ни о чем не догадывается. Притворился, будто у него развязался ботинок, нагнулся, а потом схватил Пола за руку и забрал свой кошелек. Поначалу Бойд изображал из себя полицейского — ну, чтобы нагнать на Пола страху. После отвел его в сторонку, указывал людей и смотрел, как Пол управляется. На следующий день жутко довольный Бойд привел его в наш лагерь. Пол был красавчик и умница, умнее всех, кого я знаю. Вы наверняка в курсе, что он работал в библиотеке… Стоило Войду привести его к нам — и все изменилось! Знаете, мистер Феррелл, временами и посреди этого мрака видишь горящие глаза. Иных людей переполняет какое-то… возбуждение, что ли? Пол был похож на маленького мальчика. Ему хотелось погладить всех зверушек, даже тигров. Все были от него без ума. Он знал очень много об очень немногом, умен был не по годам, а самых простых вещей не соображал. Раз бродил вокруг лагеря. Зашел в шатер, я пошла следом. Он уставился на сложенные трапеции, на трибуны. «Вам случалось бывать в цирке, Пол Колдуэлл? Хотите с нами работать?» Он так обрадовался! Так засиял! «В цирке?» Он спросил меня, слышала ли я об одном итальянском силаче, чье имя он знал. «В цирке…» — все приговаривал он. Будто на Луну прилетел. Как я его понимала!

  11