Кенни схватил Эмму за руку.
— Ты немедленно едешь на ранчо. Совершенно ни к чему терпеть все это.
Его стремление уберечь ее, каким-то образом защитить немного утешило ее. Как соблазнительно было бы послушать Кенни… но нет, это невозможно!
Она раздвинула в улыбке дрожащие губы.
— Спасибо, но я сама о себе позабочусь. — Собравшись с мужеством, она направилась в гостиную.
— Эмма, дорогая!
Стул скрипнул. Хью тяжело поднялся на ноги. Одет, как всегда, безупречно, в темно-серый костюм-тройку, скроенный с таким расчетом, чтобы скрадывать полноту; редеющие рыжеватые волосы аккуратно зачесаны назад, белесые маленькие глазки прячутся под мохнатыми бровями. От него буквально разит дорогим одеколоном.
Позади раздался шепот Кенни:
— Сукин сын — просто двойник этого ублюдка Генриха…
Эмма поспешно шагнула вперед.
— Я потрясена, ваша светлость. Что, скажите на милость, вы делаете в Техасе?
Пухлые пальцы Хью клещами сомкнулись вокруг ее ладони.
— Хотел сделать сюрприз. Все равно на той неделе пришлось бы лететь в Штаты по делу, поэтому мы так и не смогли бы увидеться сразу после вашего возвращения. А ваши описания Техаса были такими красочными, что мне захотелось самому взглянуть на эти места.
Явная и ничем не прикрытая ложь. Он терпеть не мог срываться с места. Просто примчался удостовериться, по-прежнему ли она у него под каблуком.
Не понятно, почему он выбрал именно ее? В Англии найдутся тысячи женщин куда красивее нее и при этом готовы из кожи вон вылезти, чтобы заарканить герцога. С его титулом и деньгами он может выбирать любую, хоть принцессу! Почему он зациклился на ней?
Вот мерзкий тип!
Кенни заметил, что взгляд Хью Холройда не отрывается от рта Эммы. Уж ему-то яснее ясного, почему герцог Беддингтон так одержим директрисой «Святой Гертруды». Похотливый козел!
Кенни стиснул кулаки. Эмма так наивна, что думает, будто Холройд интересуется исключительно ее титулом и репутацией. Ха! Кенни готов прозакладывать ранчо, что именно ее ладное тело превратило аристократа с рыбьей кровью в готового на все опасного безумца. Хью просто бредит фантазиями о горячем жадном ротике леди Эммы, проделывающем с ним все, чего удостаивает исключительно его, Кенни.
Ну уж нет, не дождется!
Кенни еще не осознал как следует, не свыкся с поразительным откровением Эммы. Признание не было бы столь удивительным, если бы исходило от любой другой женщины. Он привык отбиваться от подобных деклараций любви и преданности, но эта леди удивительно хорошо разбиралась в людях. Каким же образом она умудрилась убедить себя, что втрескалась в него по уши?
Кенни напомнил себе, что, несмотря на все возвышенные разговоры, она все-таки скромница, недотрога и в какой-то мере ханжа. И ради собственного спокойствия, вероятно, просто обязана убедить себя, что вместо обычного секса, так называемой отпускной интрижки, обрела первую и единственную любовь своей жизни. Но его долг — помочь ей увидеть истину.
Эта идея отчего-то подействовала на него угнетающе, но времени хорошенько ее обдумать не оставалось, поскольку отец объявил в своей преувеличенно-жизнерадостной манере, которую держал в резерве исключительно для влиятельных инвесторов:
— Хью, позвольте представить вам моего сына Кенни. Я много лет назад пригласил Хью посетить нас, когда ему будет удобно. Хорошо, что он наконец решился.
— Ах да…
Рукопожатие Хью напоминало прикосновение влажного полотенца.
— Очень рад, Кен. Не могу передать, как я благодарен, что вы заботились об Эмме.
Челюсти Кенни судорожно сжались.
— Никаких проблем.
Вперед выступила Тори, и по тому, с каким покровительственным видом обняла Кенни, сразу стало ясно, что она безошибочно прочла мысли брата.
— Привет, братишка. Хью тоже играет в гольф, и я только что рассказывала ему о сегодняшней партии в клубе. Не промахнись я на четырехфутовой позиции, наверняка выбила бы семьдесят пять очков!
Хью одарил ее покровительственной усмешкой.
— Превосходно. Но я посоветовал вашей сестре проследить, не дергает ли она головой, когда загоняет мяч в лунку. Я сам таким образом, бывало, пролетал. Но не часто, сами понимаете. И хотя я не в вашей лиге, Кен, на моем счету немало пар.
В комнате появилась Шелби с Питером. Она держала малыша в одной руке, а в другой у нее был поднос с закусками. Щечки ребенка были измяты подушкой, кулачком он потирал глазенки.