54 
Но и на следующий день, когда Николай приехал в балетную школу, ни у кого из них так и не нашлось ответа на самый главный вопрос. Они не могут ни родить, ни содержать своего ребенка. Анна уже смирилась с этой невозможностью, в отличие от Николая, хотя и не стала с ним спорить. Она по-прежнему лежала без сил на своей жесткой койке, тихо плакала и страдала от головокружения и тошноты. Николай уговаривал ее поесть и попить хоть немного, и ей вроде бы чуть-чуть полегчало, но положение все еще оставалось настолько плачевным, что трудно было сказать, выживет больная или нет. Николай тоже плакал от бессилия, сидя рядом и следя за ее страданиями. Не в его власти было избавить Анну от этой пытки.
Но как только он уехал, Анна переговорила с одной из балерин. В школе трудно было сохранить что-то в тайне, и она знала, что танцовщица по имени Валерия проделывала это по меньшей мере два раза. Валерия сразу же объяснила Анне, куда ей нужно пойти и кого спросить, и даже вызвалась быть ее провожатой. Анна с радостью приняла эту помощь.
Когда на следующее утро все собрались идти в церковь, две девушки постарались ускользнуть пораньше, никем не замеченные. Ведь наступило воскресенье, а по воскресеньям мадам Маркова обязательно посещала церковь. Анна была слишком больна, чтобы идти на службу, а Валерия загодя сослалась на недомогание. Им пришлось очень спешить, и от напряжения у Анны каждые пять минут начинались позывы к рвоте. Они пересекли весь город: нужное место находилось в одном из самых нищих и загаженных кварталов.
Они отыскали убогий домишко с засаленными занавесками на окнах, и при виде особы, открывшей им дверь, Анна задрожала от страха, но Валерия успокоила ее, что все будет сделано быстро и как положено. Анна принесла с собой все, что успела когда-то накопить, в надежде, что этого будет достаточно. И все равно названная цена показалась ей непомерно высокой.
Женщина, именовавшая себя «повитухой», засыпала Анну градом вопросов. Прежде всего ей требовалось удостовериться, что срок еще не очень велик. Два месяца ее вполне устраивали. Взяв половину платы вперед, она проводила Анну в заднюю часть дома, в спальню. И простыни, и одеяла были отвратительно грязными, а на полу темнели пятна крови. Никто и не подумал подтереть их после предыдущей клиентки, побывавшей у этой повитухи.
Старуха вымыла руки в тазу, стоявшем в углу комнаты, и извлекла откуда-то поднос с инструментами. Она уверяла, что все инструменты вымыты дочиста и Анне нечего бояться. Однако от одного их вида Анна так испугалась, что больше не смела взглянуть ни на поднос, ни на старуху.
– Мой папаша были доктор, – пояснила повитуха происхождение инструментов, но Анна не желала ничего слушать. Все, что ей было нужно, – поскорее покончить с этим. Ведь она понимала: Николай обязательно постарался бы ей помешать, если бы узнал, да и теперь вряд ли простит то, что она совершила. Впрочем, сейчас ей нельзя об этом думать.
Самое ужасное состояло в том, что оба хотели этого ребенка, но она понимала, что не посмеет его родить. Они не имели права даже мечтать о детях, и Анна обязана была сделать этот шаг ради них обоих – несмотря на предстоящие страх и мучения, несмотря на то что может просто погибнуть. И пока она размышляла над тем, насколько вероятен такой исход, повитуха велела ей раздеваться. Трясущиеся руки отказывались повиноваться. Но вот наконец на ней осталась одна рубашка, и Анна улеглась на липкие от грязи простыни. Старуха осмотрела ее и довольно кивнула. Как и Николай, она сумела нащупать маленький, едва заметный комочек в самом низу живота.
Ничто из прежней жизни не могло бы подготовить Анну к унижению и ужасу, уготованным ей в эту минуту. Ничто из их отношений с Николаем не могло иметь с этим ничего общего, и Анну тут же стало рвать. Однако это нисколько не смутило самозваную повитуху, и она все так же уверенно пообещала Анне, что все будет сделано в два счета. Правда, она предупредила, что как только Анна сможет стоять на ногах, ей придется уйти. Если потом начнутся неприятности, пусть позовет доктора, но не вздумает соваться сюда. Повитуха не считала себя обязанной разбираться в чужих проблемах. Она делает, о чем ее просят, а уж с прочим изволь справляться сама. И старуха мрачно повторила несколько раз, что если Анна попытается вернуться, ей все равно никто не откроет.
– Ну, пора, – решительно сказала она.
Такие повитухи, как эта, вообще не любили подолгу возиться со своими клиентками и старались избавиться от них как можно скорее, чтобы не нарваться на неприятности. То, что Анна все еще корчилась от рвоты, ее не остановило, и Анна сама попросила минуту передышки, после чего знаком дала понять, что готова. Ужас намертво запечатал ей уста.
54 
