После этого позора разъяренный премьер приказал немедленно отдать монумент и на советском самолете «Антей» он отправился в Эфиопию.
Я не знаю его дальнейшую судьбу, но слышал, что его все-таки собираются поставить для этих четырех коз…
Но, вернемся к Муссолини.
Его фигура, конечно, вызывает не только споры, но и отрицание, потому что он втянул итальянцев в войну, которая стала национальной катастрофой.
Все помнят знаменитые кинокадры, где Муссолини стоит на балконе, скрестив руки. У него вытянута челюсть и напыщенный вид.
Он стоит на балконе дворца «Венеция», где он сделал свою штаб-квартиру. Там у него был кабинет, где стояли глобусы, старинные венецианские глобусы.
Кстати, когда Чаплин сделал свой фильм «Диктатор», он поставил Гитлера рядом с одним из этих глобусов. Однако это только внешнее сходство с Гитлером – диктатор Чаплина был обобщающим образом.
Эти глобусы запомнили многие: покойный Иосиф Бродский рассказывал мне замечательную историю, как в этом кабинете побывал Мережковский.
Дмитрий Сергеевич Мережковский, к сожалению, очень любил Муссолини. Он написал предисловие к своей книге об итальянской поэзии, которое называлось «Муссолини и Данте». К счастью, она вышла только на итальянском языке во Флоренции. И русская диаспора, которая была антифашистки настроена, никогда не могла ему это простить.
И не случайно за гробом Мережковского шла только Зинаида Николаевна Гиппиус.
Они все предали его обструкции, и было за что!
Мережковский приехал сюда и попросился на прием к Муссолини. Ему устроили встречу.
Русский поэт вошел в огромный зал с этими венецианскими глобусами.
Он пошел по роскошному ковру и увидел дуче, который сидел под своим портретом за столом в конце кабинета и делал вид, что что-то пишет.
И Мережковский, издалека приседая, начал говорить с придыханием: «Eccellenza! Eccellenza!» – «Ваше превосходительство!»
И Муссолини, допустив его до середины зала, поднял руку и сказал: «Piano, piano…»
«Опять обидели хорошего русского писателя!..» – сказал тогда мне Иосиф Александрович.
Вот это Муссолини с его двойственностью.
Стоя именно на этом балконе 10 июня 1940 года, он произнес ту самую фразу, с которой началась итальянская катастрофа. Обращаясь к многотысячной толпе, которая заполнила всю площадь Венеции, он сказал: «Объявление войны уже вручено послам Франции и Великобритании».
И толпа закричала: «Duce! Duce!!!», не понимая, что он толкает ее в пропасть.
Он мыслил себя Цезарем, он хотел видеть каждое утро из окна своего кабинета Колизей, поэтому велел пробить Проспект императорских Форумов прямо по городским развалинам, прямо по священным раскопкам. И все для того, чтобы каждое утро выходить на балкон и, потягиваясь, видеть Колизей.
Диктатор-строитель
Мы с Букаловым ходили по саду кругами. Тема Муссолини захватила его, и рассказ становился все более эмоциональным.
– Как и все диктаторы, он считал себя великим градостроителем, – продолжал он. – Но, у него действительно были градостроительные идеи – например, он хотел продлить Рим до моря. Жрецы в свое время нагадали Ромулу и Рэму, что именно здесь, в среднем течении Тибра, будет Рим.
Но для Муссолини не было авторитетов – он хотел идти до моря!
До побережья всего шестнадцать километров, а поскольку дуче был не только идеолог фашизма, но и председатель совета министров, он велел построить прямой проспект.
И дорогу пробили прямо от центра, от «Терм Каракаллы» до моря.
И мало кто знает, что он назвал его тогда Corso Imperiale – «Имперский проспект». Правда, сейчас он называется Проспект Христофора Колумба.
Но, раз он дал такую идею, то там закладывалась вся инфраструктура. И даже сейчас это самая удобная трасса для городского движения – широкая с боковыми полосами. Внизу проспекта, уже тогда, было заложено метро, после войны оно было открыто.
Однако, когда его, раба Божьего, повесили в Милане вверх ногами на площади Лорето, то это оказалось в каком-то смысле символом – после Муссолини нужно было все делать наоборот.
И городские власти Рима, в своем справедливом отрицании фашизма, стали развивать город не на юго-запад в сторону моря, а на северо-восток. И новая трасса на северо-востоке оказалась самой непроезжей частью Рима.
Что ни говори, но Муссолини неотделим от римских памятников, отрицать его роль в изменении облика Рима было бы абсурдом.
Кстати, еще одна деталь о римских памятниках. Никогда нельзя полагаться на первое впечатление от них. Глупо думать, что их создатели не вкладывали в них двойной или тройной смысл. А иногда двойной смысл в них вкладывала сама история.