«Рога-то ему точно без надобности, — усмехнулся про себя Гангея. — Будет мне и кастет, и чистота души. Вторая антилопа, жаль, убежит, ну да ладно, обойдусь…»
И, мысленно пожелав леопарду удачной охоты, юноша тенью скользнул прочь — чтобы не мешать.
Очень скоро в чаще раздался торжествующий рев, затрещали, задергались, словно пытаясь убежать, кусты — и, внимательно прислушавшись, Гангея понял: леопард, оказывается, охотится не один, а с подругой. Более низкое и бархатистое рычание самки юноша, питомец леса, ни за что не спутал бы с рыком леопарда-самца, как не спутал бы горожанин голоса мужчины и женщины.
«Вот и пара кастетов», — Гангея довольно потер ладони.
В том, что вторая антилопа уже вступила на свой последний путь, ведущий в желудки пятнистых хищников, он не сомневался.
Ждать, пока леопарды насытятся и удалятся, пришлось довольно долго. Гангея искренне пытался использовать это время для благочестивых размышлений, но получалось плохо. Удовлетворенное рычание четы хищников, хруст костей, острый запах свежей крови и самих леопардов отнюдь не способствовали сосредоточению мыслей на вечном и возвышенном. Не помогло даже цитирование на память целой главы из Атхарва-Веды. Вместо этого перед мысленным взором то и дело возникала картина кровавого пиршества, скрытая от взгляда зеленой стеной, она тем не менее была настолько реальна, что временами юноша ощущал себя одним из пирующих леопардов, чувствуя во рту вкус теплой плоти жертвы.
«Уж лучше бы я смотрел из-за дерева, — подумалось Гангее. — Тогда бы мое воображение по крайней мере не терзало само себя!»
Он лгал: к терзаниям примешивалось и возбуждение, которое отнюдь не вызывало гадливости, а скорее наоборот — заставляло сердце биться чаще.
Покончив с трапезой, леопарды явно решили заняться любовью — звуки, что доносились до юноши, были весьма красноречивы. Гангея в отчаянии заткнул уши и зажмурился — но проклятое воображение разыгралось не на шутку. Хищники будили в юноше древнюю тьму инстинктов, и в последнее время молодой ученик Рамы-с-Топором стал всерьез побаиваться зверя, который частенько рвался на волю из сокровенных тайников его души.
В такие минуты он понимал, или ему казалось, что понимает: различие варн у брахманов-жрецов и кшатриев-воинов — не пустой звук! Эта разница коренилась в сути, во врожденных свойствах и наклонностях, и не зря смешанные браки высших варн с низшими осуждались, а детям-полукровкам было гораздо трудней найти свое место в жизни.
Сведи воедино змею и орла — получится чудовище!
«Я — сын богини! Я — сын царя Шантану! — в отчаянии твердил он себе, когда сомнения одолевали. — Я не зверь!»
Обычно это помогало. Помогло и сейчас. Дикий соблазн видений неохотно рассеялся. Юноша вздохнул с облегчением и вытер со лба испарину. На сегодня тьма отступила, но когда-нибудь…
Гангея запретил себе думать об этом.
Наконец леопарды угомонились. Еще час-другой они пролежали возле остатков добычи, отдыхая от любовных игр и давая утробе переварить пищу, — после чего удалились, едва начало смеркаться.
Гангея выждал, покинул укрытие и направился к останкам гарн. До темноты он успеет смастерить намеченные кастеты, переночует где-нибудь неподалеку, в развилке дерева (тратить Жар и силы на чтение защитных мантр не тянуло) и с рассветом отправится дальше. До слияния матери-Ганги и Ямуны было рукой подать.
От бедных антилоп хищники оставили, что называется, «рожки да ножки» — и это вполне устраивало юношу. Гангея достал из котомки охотничий нож с костяной рукояткой, ветошь, бронзовую пилочку — и принялся за работу, досадливо тряся головой. Тучи лоснящихся мух кишели над падалью.
…Сумерки изрядно сгустились, когда ученик Пара-шурамы поднялся на ноги и удовлетворенно осмотрел результат своих трудов. Оба кастета вышли на славу. Сложенные внахлест и в двух местах аккуратно переплетенные узкой лентой сыромятной кожи, витые рога выглядели достаточно грозно. Гангея вполне мог гордиться работой.
Что он и делал не менее получаса, заодно прыгая по поляне и бодая рогами воображаемого противника.
Врагу приходилось плохо, и он умирал в корчах.
Наконец юноша опомнился, собрал нехитрый скарб, сунул оба кастета за пояс и отправился к ближайшему ручью. Отмыть руки от засохшей крови оказалось не так-то просто, и пока он мылся, стемнело окончательно. Впрочем, Гангея заранее присмотрел себе место для ночлега — могучий платан с тройной развилкой приблизительно в четырех посохах от земли.