Леопардов юноша не боялся — знал, что до завтра они сюда не вернутся. Да и завтра — не обязательно…
Рассвет застал его в пути.
Не прошло и трех часов, как он вышел на берег великой реки.
3
В прибрежных тростниках пищали остроклювые датьюхи-камышницы. Ветер пах рыбой и утренней сыростью, он ерошил высокие стебли, и солнце медленно поднималось над горизонтом, дробясь россыпью золотых бликов в водах матери-Ганги. Посреди вольно раскинувшегося речного плеса темнела вереница островков, западный был крупнее прочих, и зоркий глаз юноши различил на нем темное пятнышко.
Ашрам пустовал, это Гангея знал наверняка: давно уже никто из аскетов-подвижников не навещал ветхого строения.
Что ж, сегодня у хижины появится новый хозяин — пускай всего на три дня. Найдется время и стены подлатать, и крышу поправить. Пусть люди пользуются.
Гангея прикинул на глазок расстояние и решил, что доберется без особого труда — плавал он лучше любого из рыбаков. Еще бы! Грешно сыну Ганги, матери рек, текущей в трех мирах…
Именно поэтому он не боялся крокодилов — зубастый мерзавец скорее откусит собственный хвост, нежели тронет сына госпожи!
Юноша туже затянул плетеный шнур котомки, спрятав кастеты внутрь, приладил на спине поклажу — и уже успел ступить в воду, когда узрел идущий к нему рыбачий челн. Серебряной бляшки на дне котомки с лихвой хватило бы заплатить за переправу, причем туда и обратно, поэтому Гангея решил подождать — лучше плохо плыть на челне, чем хорошо тонуть, как гласит народная мудрость.
Солнце било прямо в глаза, и перевозчика удалось рассмотреть, лишь когда челн оказался совсем рядом. Верней, не перевозчика, а перевозчицу.
Это оказалась стройная смуглянка примерно одних с ним лет. Простое домотканое сари плотно облегало ее фигуру, и Гангея невольно сглотнул, засмотревшись на плавные изгибы юного тела — ткань скорее подчеркивала, чем скрывала их. В больших, слегка раскосых глазах девушки крылась непонятная печаль. И запах рыбы от реки почему-то усилился.
Девушка сделала два последних, точно рассчитанных гребка, и нос лодки мягко ткнулся в песок рядом с Гангеей. Он машинально заглянул в челн: свежий улов отсутствовал.
— Тебе нужно на тот берег? — опустив приветствие, поинтересовалась девушка и окинула пришельца оценивающим взглядом.
— Нет, только к островному ашраму…
Оторваться от созерцания девичьего стана было трудно: глаза вылезали из орбит, но смотреть в сторону отказывались наотрез.
— Там же никто не живет! — искренне удивилась перевозчица.
— Теперь живет, — улыбнулся ученик Парашурамы и ткнул пальцем себе в грудь. — Я живу. Правда, всего на три дня. Так ты отвезешь меня?
Девушка кивнула, оправив волосы, скрученные узлом на затылке.
Гангея легко оттолкнул челн от берега и прыгнул следом, едва коснувшись рукой борта. Утлую скорлупку качнуло, юноша уселся прямо на дно (оно оказалось, против ожидания, сухим) и стал глазеть, как девушка разворачивает свою посудину.
По всему выходило, что ей не впервой править челн по стремнине.
— Интересно, откуда рыбой так пахнет? — поинтересовался Гангея через минуту, не найдя иной темы для поддержания разговора.
— От меня, — резко ответила девушка, запнувшись на середине очередного гребка, и вдвое чаще заработала веслом.
— Шутишь? Я понимаю, ты рыбачка… да? (Девушка поспешно кивнула.) Но ведь даже от рыбаков так не пахнет! Как будто у тебя челн забит уловом…
Только тут до юноши дошло, что его слова могут обидеть перевозчицу, и он растерянно умолк.
— Это у меня с детства, — если девушка и обиделась, то виду не подала. — Меня с братом нашли на берегу реки…
— Расскажи, — попросил Гангея. — Плыть-то еще долго!
— А что рассказывать? — девушка пожала округлыми не по возрасту плечами. — Двенадцать лет назад…
Но Гангея мигом перебил ее:
— Двенадцать? Будет врать! Тебе сейчас…
— Ты будешь слушать или все время перебивать? — окрысилась на него девушка.
— Буду слушать! — поспешил заверить сын Ганга. — Прости меня.
— Прости? Забавно: ты первый, кто попросил у меня прощения! Разве что отец… мой приемный отец. Хорошо, слушай…
Девушка сама не понимала, почему ей вдруг взбрело в голову делиться горестями с незнакомым юношей. Может, он чем-то отличался от парней из рыбачьего поселка: не смеялся над ней и исходившим от нее неистребимым запахом рыбы, не приставал с двусмысленными намеками, а получив отказ — не ругался и не плевал ей под ноги, обзывая болотной ведьмой, двуногой лягушкой и щучьим подкидышем?