104 
— Это очень мило, — прошептал он хрипло.
— Что мило? — Она не представляла, о чем он говорит, но никогда в жизни она не была так счастлива. Ей хотелось закричать от радости, и она наклонилась, чтобы поцеловать его.
— Твои волосы… ты спрашивала меня об этом?
Сестра и Сара засмеялись, а на следующий день они усадили его, дали ему суп и слабый чай, а еще через день он уже разговаривал со всеми и начал медленно восстанавливать свои силы, хотя выглядел как привидение. Но он вернулся. Он был жив. Саре больше ничего не было нужно. Она жила только для этого.
Спустя некоторое время его пришли навестить из военного министерства и министерства внутренних дел. А когда Вильям достаточно окреп, он рассказал, что с ним случилось. И в это трудно было поверить. Его рассказ занял несколько дней. Все с болью слушали, что делали с ним немцы. Вильям не позволил Саре остаться в комнате, когда он рассказывал о своих мучениях. Они снова и снова ломали ему ноги, оставляя его в грязи, пока они не начали гноиться, пытали его раскаленным железом и электрическим током. Они делали все, но так и не узнали, кто он такой, он не назвал им своего имени. У Вильяма были фальшивый паспорт и фальшивые военные документы, когда его подобрали, и больше им ничего не удалось выяснить, он не выдал, с какой целью был заброшен в Германию.
За героизм Вильяма наградили крестом «За летные боевые заслуги», но это было слабым утешением, так как он потерял способность ходить. Сначала он был подавлен, осознав, что никогда не сможет самостоятельно передвигаться, но Сара оказалась права, что боролась за то, чтобы ему сохранили ноги. Вильям был рад — ему удалось избежать ампутации.
Однажды перед его выпиской из госпиталя Сара рассказала ему о Лиззи, и они оба горько плакали.
— О, моя дорогая… И меня не было там, с тобой…
— Ты бы не смог ничего сделать, у нас не было ни доктора, ни лекарств… у нас ничего тогда не было. Американцы были еще в пути, а немцы приготовились к отъезду, у них ничего не осталось к тому времени, а малютка оказалась недостаточно сильной, чтобы выжить. Комендант, живший в замке, был очень добр к нам, он чем мог помогал нам… но она была так слаба… — Сара всхлипнула, затем взглянула на своего мужа. — Она была такой милой… такой прелестной малышкой… — Сара с трудом могла выговорить эти слова. — Мне так хотелось, чтобы ты узнал ее…
— Когда-нибудь я узнаю, — сказал он сквозь слезы. — Когда мы снова все встретимся, в другом месте.
Филипп стал для них теперь еще дороже. Но иногда она ужасно скучала по Лиззи, особенно когда видела маленькую девочку, похожую на нее. Сара понимала, что другие матери тоже потеряли во время войны своих детей, но эту боль едва можно было вынести. Она благодарила Бога за то, что Вильям был теперь с ней и мог разделить эту боль.
Иногда она думала об Иоахиме, но он теперь был частью далекого прошлого. Среди ужаса, боли и потерь войны и одиночества он был ее единственным другом, не считая Эмануэль. Но его образ постепенно тускнел в ее памяти.
Саре исполнилось двадцать девять лет, а Вильям все еще находился в госпитале. За день до этого закончилась война с Японией, и весь мир с радостью встретил долгожданную весть. Вильям вернулся домой в Вайтфилд в тот день, когда японцы официально подписали капитуляцию на линкоре «Миссури», накануне дня рождения Филиппа, ему исполнялось шесть лет. Вильям впервые увидел сына с тех пор, когда последний раз приезжал во Францию в начале войны. Встреча была волнующей для него и немного странной для Филиппа. Филипп стоял и долго и пристально разглядывал отца, прежде чем наконец приблизиться к нему и обнять, как просила мать. Даже сидя в коляске, Вильям казался таким большим, что внушал Филиппу трепет. И больше, чем всегда, Вильям пожалел о потерянных годах, когда он мог бы лучше узнать своего сына.
Время, проведенное в Вайтфилде, оказалось полезным для них всех. Вильям научился лучше управлять своей коляской. Сара смогла наконец отдохнуть впервые за долгое время. Филипп просто обожал Вайтфилд и за это время ближе познакомился со своим отцом.
Однажды он заговорил с ним о Лиззи, и было видно, что ему больно говорить о ней.
— Она была очень красивой, — тихо сказал он, глядя куда-то вдаль. — Но когда она заболела, мама не могла достать для нее лекарства, и она умерла.
В его голосе промелькнул упрек. Вильям заметил это, но не понял, что это значит. Возможно ли, что он обвиняет ее в смерти ребенка? Но это казалось ему таким невероятным, что он не стал задавать вопросов. Конечно, Филипп знал, что его мама делала все, что только было в ее силах… Но действительно ли он уверен в этом, думал Вильям.
104 
