Последние отзывы

  16  

И вот он стоял, слушал, как мы пытаемся поделиться на «наших» и «немцев», и вдруг подошёл к нам решительно. Мы сразу притихли. А Геша покуривал и возвышался над нами худой, сутулый, в клочковатой рыжей шапке непонятного меха.

– Короче, – докурив и отбросив окурок, сказал Геша, – все вы можете быть хоть немцами, хоть кем, а я буду американцем. Кто за меня?

Мы молча стояли и смотрели на него. Мы все были готовы и рады даже быть за Гешу, но вот американцами быть были не готовы. Мы не знали, хорошо это или плохо. А вдруг это даже хуже и позорнее, чем быть «немцами». Геша-то был парень хитрый. Мы знали, что с ним надо быть поосторожней. К тому же я не знал, как мои папа и дедушка отнеслись бы к тому, что я решил побыть американцем под Гешиным руководством. Но самое главное, если в «наших» и «немцев» мы знали, как играть, то про то, как играть в американцев, понятия не имели.

– Ну?! Чё притихли? – обведя нас всех хитрым и дерзким взглядом, сказал Геша. – Не ссыте! Американцы прилетят и всё здесь разбомбят. Так что я могу быть один против всех. Аме-е-ерика! – крикнул Геша, подпрыгнул и ловко, сильно и даже картинно ударил ногой в самую середину нашей крепости. Крепость не поддалась, и у Геши получилась только вмятина. Он явно рассчитывал на большие разрушения и эффект.

– Ах так!!! – крикнул он и навалился на нашу крепость плечом. – Ну чё стоим?! Давай помогай! Америка атакует!

Геша проломил-таки стену. Не сразу, но проломил. Сделал он это весело, выкрикивая смешные слова разными голосами, изображая какой-то непонятный язык. Я тогда подумал, что это американский язык. А ещё он корчил смешные рожи.

Очень скоро нам уже было не жаль нашей крепости, и мы все вместе накинулись на неё. Мы возились в снегу, радостно доламывали остатки стен и даже разбивали крупные снежные комья. Хохотали, боролись, кидались обломками крепости. Получилось веселее, чем мы рассчитывали. Потом мы устали, запыхались и взмокли. Кого-то криками из окон загоняли домой. Крепость была полностью разрушена, и мы уселись на её руинах. Геша закурил.

– Да-а-а, – выпустив дым, сказал он, глядя в тёмное холодное небо, – шутки шутками, а американцы прилетят, сбросят бомбу и… – тут Геша употребил такое слово, которое я, как и слово «Америка», откуда-то знал, но так же точно знал, что его произносить не стоит, особенно при родителях.

А Геша пока курил сигарету, успел сказать, что Америка – это самая сильная страна, что у них самые большие корабли, самолёты и ракеты. И танки у них самые лучшие, и вообще они нас победят. Услыхав про танки, я попытался возразить, мол, дедушка мне говорил, что наши танки самые-самые. Но толком возразить мне не удалось. Я промямлил что-то неуверенное и замолчал. Мне очень не нравилось то, что говорил Геша, я не хотел ему верить, я не хотел, чтобы остальные верили ему. Но я не знал, что ему сказать. Дедушка мне про Америку и американцев ничего не рассказывал. Про немцев рассказывал, а про американцев нет.

Я пришёл домой очень задумчивый и печальный. Мне сильно хотелось спросить папу про Америку и услышать от него, что мы Америки сильнее и никто нас не разбомбит. Но я боялся об этом заговорить, так как на вопрос, откуда я такое узнал про Америку, мне пришлось бы сказать, что это Геша мне сказал. А с ним мне мама запрещала общаться, видимо, из опасения, что я закурю.

Мне было так обидно, что хотелось плакать. Мы! Мы были самые сильные! Мы победили! У нас самая большая, могучая и, главное, правильная страна! И вдруг какая-то Америка!

Я отказывался верить тому, что говорил Геша, я категорически не хотел ему верить. Но он так как-то злорадно, ехидно и дерзко это говорил, что, как я ни пытался отбросить и забыть его слова, у меня не получалось. Америка появилась, напугала, удивила и сразу заняла мысли и воображение. Как там Геша сказал: «…прилетят и разбомбят»? Почему? Зачем им это? Неужели они этого хотят?

Помню, Америка тогда долго мучила меня чувством обиды и страха. В конце концов я не выдержал и спросил папу про Америку и про то, действительно ли Америка может, а главное, хочет нас разбомбить и погубить.

Я старался задавать отцу тревожащие и важные для меня вопросы перед сном. Когда меня что-то беспокоило, а мне хотелось простоты и ясности, когда сам я с беспокойством справиться не мог, мне нужен был папа, чтобы он нашёл нужные слова, всё мне объяснил не торопясь и понятными словами. Поэтому я готовил самые главные вопросы на поздний вечер, на тот момент, когда меня отправляли спать. В такое время папа был обычно ничем не занят, он был усталый и относился к моим волнениям внимательно и серьёзно.

  16